Величайший урок
Глава №31 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюИскусство Тосканини всё больше привлекало внимание профессионалов. Молодой, но уже известный в то время дирижёр Карло Франчи писал о том, что начинающие музыканты многому учились у маэстро, и его уроки приобретали в их жизни всё более важное значение:
«Тосканини преподал нам большой урок, прежде всего моральный. Он не испугался непопулярности, но привёл оперу к её истинному звучанию в стиле и точности. Когда мы читаем какой-нибудь музыкальный текст, например вердиевский, всматриваемся в нотные знаки, то обнаруживаем, что многие места, особенно в популярных операх, изменены певцами в угоду своим акробатическим вокальным фокусам.
Вновь привести музыку, в данном случае музыку Верди, к её первоначальному тексту, к её истинной сущности означает для дирижёра рискнуть быть непопулярным, так часто партер и галёрка ждут фермату от певца даже там, где она не указана композитором.
К сожалению, почти все забывают величайший урок Тосканини. Причиной этому очень часто являются лень, желание дирижёра угодить великому певцу-солисту, боязнь поспорить с ним, испортить отношения. Я считаю абсолютным долгом каждого дирижёра развивать требования Тосканини к певцам и музыкантам. Это цель, к которой надо стремиться и добиваться её осуществления».
Маэстро Фернандо Превитали, дирижёр оркестра консерватории "Санта Чечилия", отмечал, что урок Тосканини, по его мнению, заключается в следующем:
«В искусстве Тосканини поиск технического совершенства, достигаемого путём капиллярной точности и, я сказал бы, неумолимой верности тексту, сочетался с неимоверными усилиями добиться выразительности.
Есть ещё один художник, который, по-моему, в приверженности строгой дисциплине может стать рядом с Тосканини: Бруно Вальтер. Тоже один из великих; помню, Тосканини очень хорошо отзывался о нём. Бруно Вальтер тоже точный интерпретатор, верный тексту, но, вероятно, более свободный в обращении с авторами.
Должно быть, он осмеливался допускать бóльшие вольности, в то время как Тосканини необычайно строго относился к себе и не смел отступить от текста ни на шаг. Его записи некоторых романтических произведений вызывают порой ощущение сухости (это наиболее точное слово). Почему? Возможно, он слишком боялся поддаться влиянию сентиментализма и жестоко контролировал себя. Он стремился придерживаться идеальной верности авторскому тексту».
Однако неправильно было бы думать, будто Тосканини почти всегда побеждал только благодаря скрупулёзной верности партитуре композитора. Дирижёры, которые хотели педантично следовать методу маэстро, обычно терпели фиаско.
«Во всём своём блеске гений Тосканини проявлялся в его умении превращать музицирование в монументальное, эпическое переживание, –– подчёркивал Самюэль Антек, –– в умении воодушевлять, возвышать, вдохновлять любой оркестр, которым он дирижировал, так, чтобы тот превзошёл самого себя, в умении внушить каждому музыканту чувство, что всё это сделано им, музыкантом.
Глубина и огонь вдохновения Тосканини, его абсолютная преданность музыке побеждали чёрствость и равнодушие, так часто высушивающие родники музицирования у многих бывалых музыкантов-профессионалов. Играть с ним означало возрождаться музыкально и духовно, утерянная вера вновь восстанавливалась; прекрасно играть –– делать музыку –– становилось благороднейшим из призваний и стремлений. И в этом состояло чудо, совершаемое Тосканини…»