Нет, музыка не умирает
Глава №102 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюВ последние годы жизни Тосканини иногда встречался со своими коллегами. Об одной из таких встреч рассказал старый друг Тосканини, итальянский музыкальный критик Раффаэле Кальцини:
«Я ждал маэстро в его римской квартире на виа Панама, 58. Зал, где я находился, хранил воспоминания о музыкантах — фотографии с дарственными надписями, посвящениями выдающихся дирижёров; одна от Пуччини с несколькими нотами из Богемы, написанными рукой композитора; дорогой рояль, китайские вазы... Всё погружено в полумрак.
Сопровождаемый лаем овчарки Тосканини быстрым решительным шагом вошёл в зал и направился ко мне. Внимательно посмотрел на меня:
— Ты потолстел! Даже ты потолстел! Чёрт возьми, все вы толстеете! Посмотри на меня! Посмотри! — он кокетливо изогнул свою фигуру в чёрном костюме и, показав на талию, добавил: — Никакого живота! Нужно, чтобы внутри всегда горел огонь, тогда не будешь толстеть! А у вас нет внутри огня!
Он выглядел очень весёлым и счастливо улыбался. Я думал, он будет говорить со мной о Риме или о каком-нибудь музее, возможно, о поклоннице или о своих будущих программах; нет, он заговорил о музыке.
— Я в восторге. Я только что приехал с виа Асиаго из радиостудии, где слушал дюжину славных, очень способных ребят; камерный оркестр, великолепный, состоящий из 12 юношей, понимаешь, 18 — 20 лет, оркестр Барбера Джуранна. Они играют без дирижёра. Я сказал, что аплодирую им, поблагодарил их. Нет, музыка не умирает. Они работают больше; в мои времена много встречалось дилетантов, богемы и пьяниц. В Италии существуют музыкальные коллективы, которыми может гордиться страна: например, Римский музыкальный коллегиум — он ездил в Америку и имел там огромный успех. Так ведь, Валли? Верно? Куда ты делась? Она, как её мать, бедная Карла, ни минуты не посидит спокойно! Валли! Валли! Куда ты делась?
Валли появляется, он ласково проводит рукой по её чёрным волосам, словно дочери 18 лет.
— Скажи-ка, как они играли, скажи, скажи!
Но вопрос звучал риторически. Он опять сам заговорил о музыке; снова вспомнил Армиду:
— Эти ребята исполняли прекраснейшую музыку Россини, неизданную, которую он написал в 15 или 16 лет. Один из них играет на виоле д'амур, как немногие умеют это делать, потому что играть на виоле д'амур трудно и утомительно; посмотри, Валли…
Ко мне он не обращался, только к своей дочери Валли, но она поспешила к телефону.
— Посмотри... — он повернулся ко мне и, поднимая левую руку, словно беря виолу д'амур, показал, как надо ставить пальцы на струны: — Вот так, понимаешь?
Я смотрел на его кисть, маленькую, достаточно сильную, верную. Он прибегал к её помощи, чтобы закончить некоторые фразы, снимал с носа пенсне и снова надевал его, указательным пальцем подчёркивал гнев и открытой ладонью успокаивал волнение. Но настроение у него хорошее:
— Побыть рядом с такой молодёжью очень приятно. Но я, пока живу здесь, встретился с несколькими стариками, такими же древними, как я. Пришёл навестить меня Пинторно, он преподавал пение в Миланской консерватории. Ему исполнилось 90 лет. С одним певцом, Гурка, которому сейчас 96, мы только поговорили по телефону. Кроме того, я виделся с музыкантами: Феррара, Молинари, Лаброка, Превитали. Если бы не надо было возвращаться в Милан...
Хочется поскорее вернуться туда. Мне надо, надо.
Его брови, очень чёрные, оттенённые белизной серебристых волос, всё время двигались, сопереживая вместе с ним, то разглаживались, то изгибались:
— Надо работать, постоянно работать; зарабатывать на хлеб с супом. Это моя любимая пища — и сегодня, и прежде, когда я был совершенно нищим».
Тосканини чувствовал себя так хорошо, что, несмотря на только что перенесённое воспаление лёгких, принялся за работу над Фальстафом, которым предполагал открыть в 1955 году филиал театра "Ла пиккола Скала". Опять (в который раз!) он тщательно изучал партитуру оперы, отыскивая новые, никем ещё не замеченные нюансы. Ставил спектакль Лукино Висконти.
Тосканини понимал, что время внесло коррективы в постановочные решения.
— Вы молоды, — говорил он режиссёру. — Придумайте что-нибудь красивое и новое в декорациях и мизансценах. Я уже стар: вижу всё в прежней манере.
Тосканини сознавал, что он "уже стар", но когда его спрашивали, сколько ему лет –– 86 или 87 –– он отвечал:
–– Точно не знаю, я веду счёт всех партитур, всех репетиций, всех пластинок с записями выступлений моего оркестра, неужели я должен ещё вести точный учёт моих лет.