Великий Верди
Глава №8 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюВ 1887 году, узнав, что в "Ла Скала" намечается постановка только, что законченной новой оперы Джузеппе Верди Отелло (композитор не сочинял опер уже 16 лет), Тосканини добился места второго виолончелиста в оркестре прославленного миланского театра. Многие музыканты, в том числе очень известные, стремились принять участие в этом историческом спектакле. Руководил постановкой самый известный в ту пору дирижёр — Франко Фаччо.
Верди присутствовал на репетициях. Тосканини, влюблённый в его творчество ещё с консерваторских лет, не мог упустить такого исключительного случая — исполнять музыку Верди в присутствии самого композитора.
На одной из репетиций после окончания I акта Верди спустился в оркестр и направился прямо к Тосканини. Он сказал ему, что в квартете вторая виолончель звучала слишком тихо.
–– Нет, нет, вторая виолончель, –– воскликнул композитор, –– я не слышу вас! Это же большой театр. Вы должны играть громче, свободнее.
Юноша хотел было возразить — в партитуре указано рррр. Но, побледнев от волнения, только робко прошептал:
–– Хорошо, маэстро.
Впоследствии, готовясь дирижировать Четырьмя духовными пьесами — последним произведением Верди, Тосканини при встрече с композитором напомнил ему об этом эпизоде в "Ла Скала". Он объяснил, чем вызвано замечание Верди. Первая виолончель Магрини любил злоупотреблять звуком, стараясь своим инструментом закрыть все остальные, а он, Тосканини, вторая виолончель, точно следовал пометкам автора, сделанным в партитуре.
Глубочайшее уважение к замыслу композитора Тосканини возведёт в незыблемый принцип. До конца своих дней он будет бороться со многочисленными "усовершенствователями" партитур. За многие годы исполнения классические оперы обрастают поправками, вносимыми дирижёрами и певцами. Искажённые партитуры становятся "каноническими", а на самом деле не имеют ничего общего с произведениями, вышедшими из-под пера великих композиторов.
Тосканини очищал партитуры классиков от всяких вольностей, и оперы неожиданно для всех звучали по-иному: они как бы рождались заново.
Верди был кумиром маэстро. О встречах с великим композитором Тосканини уже в старости рассказывал в кругу друзей. Вот как воспроизводит рассказ маэстро один из его биографов Самюэль Хоцинов: «— Трижды в моей жизни я говорил с Верди, — сказал Тосканини. –– Первый раз – в "Ла Скала" во время репетиции Отелло. Тогда я уже стал дирижёром, но играл в оркестре на второй виолончели, чтобы быть возле него. Но он остался недоволен постановкой. Нет! Он никогда не бывал удовлетворён. Знаете, после первого представления его опер он никогда не приходил послушать их ещё раз. Но премьера Отелло оказалась грандиозной. Я так разволновался, что не мог играть на своей виолончели.
Я мог бы тогда ближе узнать его… Но очень стеснялся… У меня не хватило смелости даже попросить у него фотографию. Теперь мне жаль.
Когда второй раз видел Верди? Ах да… Много времени спустя я уже сам дирижировал Отелло. На репетиции тенор тянул и тянул, он пел всё медленнее и медленнее. Я остановил его: "Почему поёте так медленно? Вы так не пели в первом спектакле, когда я играл на виолончели в оркестре". "Маэстро, — сказал он, — я пою в темпе самого Верди". "Не может быть, — возразил я, — пойдёмте и спросим Верди".
И мы пошли к Верди. Тенор спел. Я играл на рояле. Верди послушал и сказал тенору: "Нет, нет, вы поёте слишком медленно... слишком медленно. Знаете, Тосканини, певцы быстро забывают..."
Слово "певцы" Тосканини произнёс так, что, видимо, оно вызвало в его памяти целый поток музыкальных катастроф, возникших по вине вокалистов, с которыми он работал. Ибо он отклонился от вердиевской темы и пустился в критические рассуждения о певцах прошлого и настоящего. За столом присутствовало несколько кумиров концертной и оперной публики, но ничьё присутствие не могло удержать маэстро.
–– Все они cani! (Собаки – так в Италии принято называть плохих певцов.) — воскликнул он. — Все, все... все...
К счастью, кто-то попробовал отвлечь гнев маэстро, спросив о третьей встрече с Верди. Хитрость удалась.
— Ах да! ― И выражение ярости на его лице сменилось светлой задумчивостью, когда он стал рассказывать, при каких обстоятельствах виделся с Верди в третий раз.
Тосканини собирался дирижировать последним творением Верди Четыре духовные пьесы и пришёл к композитору, чтобы обсудить с ним вопросы темпов и интерпретации.
— Он оказался очень добр, — сказал маэстро, — так добр! Я сыграл ему отрывки на рояле, и он сказал, что темпы правильные. Верди — великий человек. Да, Верди… И очень хороший человек. Его музыка подобна его характеру –– сильная и честная. Он родился крестьянином. И оставался крестьянином всю свою жизнь. Подобно мне».