Дневник моих песен (продолжение)
Глава №75 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержанию«Пять стихотворений Макса Жакоба». Нечто вроде бретонских пейзажей. Эти романсы прежде всего описательны. Первый из них, «Песня», очень труден для исполнения. Это площадь в Гиделе в Бретани летним утром. Крестьянка повествует, очень просто, о своих горестях. Внезапно, на последней странице, все становится поэтичным и нереальным. Поют птицы наг краю дороги. «Кладбище» напоминает о венке из искусственных цветов, который можно купить у бакалейщика в лавке. В целом несколько похоже на дешевую олеографию. Петь нужно прямо как есть. «Маленькая служанка». Совершенно непосредственно навеяна Мусоргским. Перечисление ожидаемых горестей должно быть произнесено точно и нервно. Конец — как легато смычком. «Колыбельная». Так как в стихотворении все наоборот: отец в церкви, а мать в кабаке, ритм вальса заменяет колыбельную. От песни пахнет сидром и терпким запахом лачуги. «Сурик и Мурик». Начинается очень быстрой скороговоркой, тоже в духе детской песенки считалки (Ам- страм-грам). Если не произнести быстро, но гибко слова «яблоки ко времени», то переход к заключению не получится без толчков, а толчков-то и не должно быть. Признаюсь, что особенно люблю две последние страницы, где, как мне кажется, передано подлинное впечатление ночи. Сочинил это в Ножане, где провел в 1931 году два месяца в доме.
«Пять стихотворений Элюара» Экспериментальное сочинение. Попытка повернуть ключ взамке. Попытка получить от фортепиано максимум выразительности при минимуме средств. Сочиняя эти романсы, много думал о выставке рисунков Матисса к книге Малларме, где можно было увидеть один и тот же рисунок карандашом, многократно повторенный, с исправлениями, перечерками и в окончательном варианте сохранивший лишь самое основное, сведенное к одному росчерку пера. Сожалею, что сжег черновик «Может ли он отдохнуть». Некий швейцарский критик, никогда не упускающий случая меня подколоть, мог бы в нем увидеть, как складывается «мое упрощенное письмо». Это профильтрованная партия фортепиано, только и всего. Второй романс ужасающе труден. Тут нужно очень хорошо знать Элюара, ибо требуется угадать темп, который не может уточнить ни один метроном. «Перо воды прозрачной» и «Бродяга», мне кажется, лучшие романсы этого сборника. Я годами искал музыкальный ключ к поэзии Элюара. Здесь ключ впервые скрипит в замке. Помню мою радость, когда я нашел просодию слов «Ее глаза открываются дню и смеются так громко». Фонетически «открываются дню» можно принять за прилагательное. Кажется, мне удалось избежать этого. Первое исполнение имело место на нашем первом с Вернаком концерте в зале «Эколь Нормаль» 3 апреля 1935 года. «Своей гитаре». Я взял несколько строк из длинной поэмы Ронсара и сочинил песню для Ивонны Прентан (для последней картины пьесы «Марго» Эдуарда Бурде). Здесь я старался избегнуть «цвета времени». Хотя и думал, однако, о Плесси-ле-Тур1. Ивонна Прентан записала песню «Своей гитаре» в варианте с некоторыми инстру- ментальными дополнениями. К несчастью, я потерял рукопись. Жалею, так как получилось довольно красиво. «Тот день, та ночь». Никто никогда не узнает, как много я обязан Элюару, как много я обязан Бернаку. Ведь это благодаря им лиризм проник в мои вокальные сочинения. Когда я провожу несколько недель за работой вдали от Парижа, я возвращаюсь в «мой город», испытывая чувство истинной влюбленности в него. В одно из ноябрьских воскресений 1936 года, довольный и счастливый, я гулял, направляясь в сторону Бастилии. Я принялся читать про себя стихотворение «Счастливый день» из «Жизнетворных глаз». Вечером музыка к нему возникла сама собой. Я считаю, что песня, входящая в цикл должна обладать особой окраской и особой архитектоникой. Любая песня Форе из сборника (относящаяся даже к тому же времени) никогда не обладает единством, присущим его «Песням любви». Вот поэтому я начал и завершил «Тот день, та ночь» двумя песнями, сходными по темпу и тональности. «Счастливый день» нужно петь со «спокойной радостью». «Развалина» должна быть спета полностью отрешенно. «Я назову твое чело», «Фургон» и «Распустив поводья» как раз относятся к тем песням цикла, которые, я считаю, немыелимо петь отдельно. Мне кажется, я где-то встречал ребенка из фургона однажды в ноябре на закате дня в Менильмонтане. «Распустив поводья» должна лишь оттенять «Чахлую траву». Это стихотворение Элюара обладает для меня дивным вкусом. Нахожу в нем живительную горечь цветка, когда-то сорванного мною в окрестностях Гранд Шартрез. «Одно желание у меня тебя любить» — спеть одним порывом, единой линией, на одном дыханий. «Образ силы» - песня, также нужная для того, чтобы дать услышать ту тишину, которой начинается «Мы были вместе в эту ночь». Я писал эту песню в состоянии самой искренней взволнованности. Надеюсь, это заметно. Фортепьянная кода очень существенна. Играть ее нужно точно в указанном темпе, не торопясь (чтобы уступить место аплодисментам певцу). Последние такты возвращаются к «Счастливому дню». Очень трудно заставить понять исполнителей, что в поэме о любви «спокойствие» одно только и может передать напряженность. Все остальное подобно поцелуям кормилицы.