Мои друзья и я. Игорь Стравинский (продолжение)

С. О. — Совершенно несомненно, и если Вы не против, мы еще вернемся к этому удивительному сходству между Пикассо и Стравинским. Но сначала я бы хотел задать Вам один вопрос. Поскольку Вы намекали на различия в творчестве Великого Игоря, я бы хотел Вас спросить: считаете ли Вы, что «История солдата», которая была написана в Морже во время войны 1914 года на текст Рамюза, с которым Стравинский был очень дружен и который тоже жил в Морже, считаете ли Вы, что это произведение является поворотным пунктом в творчестве Стравинского?

Ф. П. — О, это капитальное произведение! Во-первых, оно выдающееся и, кроме того, определяет эпоху. Оно очень точно передает дух своего времени. Когда слушаешь «Историю солдата», очень хорошо понимаешь, что все в нем соответствует 1916,- 1917, 1918 годам. Это капитальное произведение еще и потому, что оно написано в то время, когда Стравинский расстался с тем, что называют его истинно русским периодом — после «Свадебки», после «Лисы». Я обожаю «Историю солдата», я нахожу, что это поистине необычайное произведение, и оно, действительно, уверяю Вас, является ключом ко всему, что последовало за ним.

С. О. — Это поворот.

Ф. П.— Это решающий поворот. Это очень, очень важно.

С. О. — Вы говорили о большой культуре Дебюсси и в нашей беседе о Равеле, говоря об образованных музыкантах, Вы сказали, что Стравинский был человеком огромной культуры и что даже в обычной беседе он проявлял высокий интеллектуализм. Интересно, в какой степени эта огромная культура мешала или способствовала протеизму его творчества?

Ф. П. — Нет, нет. Культура Стравинского прямо способствовала тому, что он в данный момент делал. Например: он решает писать оперу; тут он настраивает свой ум целиком на оперу, а также на либретто. Вдруг Стравинский заинтересовывается Да Понте ... Понимаете, что я хочу сказать, не правда ли? И так всегда по отношению к тому, что он делает. Стравинский так заботится о точности, что любит находить в другом виде искусства эквивалент тому, чем занимается он сам. Так, однажды я к нему пришел в то время, когда он писал «Аполлона Мусагета». Тут выяснилось, что он открыл, и это было в достаточной степени забавно ... он открыл поэта Буало! Поэт Буало! Вдруг он пришел к мысли, что Буало был превосходным поэтом. Он спросил меня: «Вы любите Буало?» Я - ответил: «Да ... но не страстно ... Не так, как Расина». Он сказал: «Он изумителен! Я только что нашел строку в «Поэтическом искусстве» , которая представляет собой именно то, что мне нужно, чтобы поставить как эпиграф над «вариацией одной из моих муз». В изданной партитуре есть эта строка, которую я не могу Вам сейчас процитировать. Это чисто дидактическая строка, в которой предписывается определенный стихотворный размер ... и т. д. Понимаете, что я хочу сказать?» Таким образом предписание в стихе служило тому, что искал Стравинский. Дебюсси — тот обладал культурой, которая ему помогала, потому что сам факт широты культуры ведет к обогащению, но у него это было всесторонне, тогда как Стравинский подчинял все только одной линии. Например, когда он писал все свои поздние произведения, он начал пересматривать свое отношение к композиторам, которыми он до этого пренебрегал, таким, как Изаак, как немецкие и нидерландские контрапунктисты... Войдя к Стравинскому и посмотрев на ноты, которые лежат у него на рояле и на столе, можно приблизительно сказать, что он пишет.

С. О. — Что он пишет в данный момент?

Ф. П. — Да. Когда я был у него, кажется, в 1940,— нет, в 1949 году, когда я навестил его в Голливуде, так вот, когда я вошел в его студию, я увидел там партитуры Моцарта, партитуры Россини, партитуры Беллини. Он писал «Похождения повесы».

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет