Мои друзья и я. Морис Равель (продолжение)
Глава №63 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюС. О. — Но скажите, ведь все же были произведения Равеля, которыми вы по-прежнему восхищались, и другие, которые Вам нравились меньше. Какие это произведения?
Ф. П. — Ну да, конечно, были произведения Равеля, которыми я восхищался, и теперь мое мнение очень от личается от того, что я думал в ту пору. При этом было одно произведение, которое я терпеть не мог, это «Надгробие Куперену».
С. О. — Да неужели?
Ф. П. — Всей душой! И я разлюбил «Дафниса». К тому же, знаете, ведь это была эпоха, когда Дягилев толкал молодых на отрицание их предшественников, их старших. Так; Дягилев, когда мы отправлялись в Монте-Карло на балеты, если в тот вечер давали «Дафниса» или даже «Треуголку» де Фальи, говорил: «Ах, неужели Вы пойдете слушать эту устаревшую музыку? Неужели Вы еще можете слушать это! Ведь это скука ... такая скука!!!» Вообще-то это прекрасно, потому что тем самым Дягилев постоянно двигался вперед, отвергая то, что он вчера лю бил, и молодость по сути своей должна быть именно та кой. Я «обббожаю» людей, которым наплевать на таких, как я, этих «сериалов», которые находят мою музыку отвратительной. Так и должно быть ...
С. О. — Вы совершенно правы, но, в конце концов, Ваше восхищение Сати, Ваше неприятие Равеля — разве это не вызвало отчуждения между ним и Вами? Разве Вы не были в ссоре с Равелем?
Ф. П.— Я не поссорился, но у меня больше не было желания с ним встречаться ... Я не видел его в течение нескольких лет... Когда я говорю, что не видел его — это означает, что я встречался с ним в концертных залах, здоровался с ним, говорил «добрый день» — и все. Между нами не было никакой близости. До момента, когда в Монте-Карло поставили «Дитя и волшебство»... Это было в 1925 году. Мы с Ориком были там и пришли в вос- хищение от этой оперы. Мир с Равелем был восстановлен, и Равель поблагодарил нас за то, что мы были антиравелистами, потому что вокруг него было достаточно тех, кто его копировал. И с этого времени, с 1925 года до его смерти, я был связан с ним, быть может, теснее всего.
С. O. — Каковы были отношения между Стравинским и Равелем?
Ф. П. — О, это очень сложный вопрос. Вы знаете, что Стравинский и Равель были очень близки и что в 1913 году, кажется, Равель жил в Швейцарии, в Морже, рядом с домом Стравинского, потому что он заново оркестровал утерянные страницы «Хованщины» для Дягилева. Это было время очень большой близости между ними. Стравинский тогда сочинил «Японскую лирику», а Равель — свой «Стихотворения Малларме» для одинакового состава инструментов. Каждый из них посвятил другому одну из трех песен. Затем между ними наступило очень сильное охлаждение, которое длилось, должен сказать, до смерти Равеля. Равель был очень честным перед самим собой, очень непримиримым и после «Свадебки» перестал любить музыку Стравинского ... Он не любил «Царя Эдипа» и все остальное. И они, естественно, больше никогда не виделись, никогда. Я присутствовал однажды при необыкновенной сцене, сцене исторической. Это было у приятельницы Дягилева мадам Миси Серт, портреты которой писали Лотрек, Боннар, Ренуар, она была другом Малларме, другом всех на свете и Эгерией Дягилева ... Так вот, у Миси Серт я присутствовал при том, как Равель показывал свой «Вальс» Дягилеву. Было очень мало народу — были Дягилев, Леонид Мясин, был Стравинский, два или три секретаря Дягилева ... я ... и Марсель Мейер. Пришел Равель и играл «Вальс» для Дягилева.