Я и мои друзья. Ландовска — Бернак — Элюар. Песни
Глава №24 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюСтефан Одель — Помимо Рикардо Виньеса и Жанны Батори встречи с какими людьми определили Вашу судьбу музыканта?
Франсис Пуленк — Три знаменательные встречи оказались для меня определяющими и глубоко повлияли на мое искусство — это встречи с Вандой Ландовской, Пьером Бернаком и Полем Элюаром. Всем им, каждому в его области, я хочу принести здесь дань моей признательности.
С. О. — Вы упомянули имя Ванды Ландовской. Расскажите сначала о ней как о человеке.
Ф. П. — Ванда Ландовска — одна из тех исключительных женщин, которые в моем сознании связываются с представлением о гении в чистом виде. Этим я хочу сказать, что, как и наша великая Колетт, она неотразимо женственна и черпает из этой женственности всю свою силу. Терпение, настойчивость, проникновенность и здравый смысл — таковы качества Ванды Ландовской. Я встретил ее в прошлом году в Америке, когда ей было семьдесят три года, такой же бодрой, как она была тогда, когда я с ней познакомился — вот уже тридцать лет назад — 38 и какой она всегда с тех пор оставалась. Общеизвестно, дто первое исполнение «Балаганчика» де Фальи состоялось у той, кому он был посвящен,— у княгини де Полиньяк, большого друга искусства и людей искусства. Де Фалья дирижировал репетициями, Ванда была за клавесином. Нужно подчеркнуть, что здесь впервые в современной музыке получил права гражданства клавесин. Рикардо Виньес, все тот же дорогой Виньес, вместе со своим племянником и художником Ортизом водивший марионеток, представил меня Ландовской. Она сразу же пригласила меня к себе, и с той поры я всегда был для нее ее «дорогим дитя». Ничем я не горжусь так, как этой дружбой. Я всегда один из первых получал ее пластинки, перевязанные лентой, с дарственной надписью, пластинки, на которых она по-королевски щедро одаряет публику великими произведениями классиков.
С. О. — Не для нее ли Вы написали Ваш «Сельский концерт»?
Ф. П. — Конечно же, для нее. После Сопсегto де Фальи на всех репетициях которого я имел счастье присутствовать, Ванда попросила меня написать для нее концерт. У меня возникла мысль сочинить сельский концерт, напоминающий о лесе вблизи Сен-Лё, в котором совершали прогулки Руссо и Дидро. В Сен-Лё жили и Куперен и Ландовска. Один язвительный критик, рассчитывая больно задеть меня, написал: «В финале «Сельского концерта» вдруг слышатся, бог знает откуда, отголоски военных сигналов. Хорошенькая деревня!». Ну-да, для такого горожанина, как я, это предместье Парижа — прекрасная деревня, где столько домов, построенных еще в XVIII веке, дремлют среди огородов, снабжающих овощами рынки Парижа. Ландовска создала в Сен-Лё-ла-Форэ настоящий рай, который гнусно изуродовали война и нацистский антисемитизм. Ландовска, увы, больше туда не вернулась, но, как все сильные личности, она повсюду приносила с собой дух своего дома. В Коннектикуте, в Лейквилле, мы снова попадали в Сен-Лё, так же как в Голливуде у Стравинского была та же атмосфера, что в его домах в Биаррице и Ницце.
С. О. — Оказала ли влияние несравненная техника Ванды Ландовской на Вашу фортепианную технику?
Ф.П. — Нет, потому что клавесин так же отличается от рояля, как и орган, но благодаря ей мне открылись клавесинные произведения Баха во всей их красоте, которую фортепиано искажает.