Я и мои друзья. Годы учения — Кёклен — Виньес (окончание)

С. О. — Полагаю, что значительное число композиторов Вашего поколения были многим обязаны Кёклену.

Ф. П. — Да, очень многие из нас в большом долгу перед Шарлем Кёкленом. Анри Соге тоже учился у него, да и многие другие, забывающие об этом упомянуть.

С. О. — Как Вы тогда работали и применяли ли Вы уже тогда тот метод, каким пользуетесь сегодня?

Ф. П. — Теперь я работаю за столом больше, чем в давние годы, но я и сейчас много пользуюсь роялем. В двадцать лет я этого даже несколько стыдился и завидовал Мийо, который мог сочинять в поезде; и так было до того дня, когда Стравинский рассказал мне о своей знаменитой беседе с Римским-Корсаковым. Стравинский жаловался, что слишком много пишет у рояля, а Римский-Корсаков ответил: «Одни пишут без рояля, другие — за роялем. Вы относитесь к последним, вот и все».

С. О. — Вернемся к Вашим занятиям фортепиано. У кого Вы занимались после Ваших первых учителей?

Ф. П. — В пятнадцать лет, как я Вам уже говорил, я достаточно свободно справлялся с трудностями, но не больше. По совету друга нашей семьи, мадам Сенкевич, меня отвели к Рикардо Виньёсу, которым я безумно восхищался, потому что в то время, в 1914 году, он был единственным виртуозом, игравшим Дебюсси и Равеля. Эта встреча с Виньесом была решающей в моей жизни: ему я обязан всем. Если Кёклен впоследствии помог мне овладеть композиторским ремеслом, то Виньесу я действительно обязан и моим первым музыкальным вдохновением, и всем тем, что я умею на фортепиано.

С. О. — Расскажите нам о нем как о пианисте. Не упустите и характеристику его как педагога, ведь это он позволил Вам стать тем, кто Вы есть — пианистом с ярко выраженной индивидуальностью.

Ф. П. — Дорогой Виньес! Я мог бы говорить о нем часами, так я его любил и так я горжусь привязанностью, которой он меня дарил. Это был прелестный человек и причудливый идальго с огромными усами. Он носил сомбреро с плоскими полями самого доподлинно испанскогостиля и ботинки на пуговицах; ими он толкал меня в голень, когда я недостаточно чисто менял педаль. Никто лучше Виньеса не учил употреблению педали, этого важнейшего фактора современной музыки. Ему удавалось играть чисто на сплошной педали! А какое искусство в противопоставлении блестящего стаккато совершенно абсолютному легато! Замечательная пианистка Марсель Мейер, которая была самой блестящей ученицей Виньеса, сказала мне однажды, сыграв «Петрушку»: «Благодаря Виньесу это не так уж трудно!».

С. О. — Виньесу, несомненно, принадлежит заметное место в истории современной музыки. Он был descubridor — первооткрыватель современной музыки. Как Вы только что сказали, он открыл любителям музыки Дебюсси, Равеля, Сати, Момпоу и многих других. Не кажется ли Вам, Франсис, что карьера Виньеса была не совсем той, какой он был достоин, по причине его независимого характера и полного отсутствия у него академизма, что отталкивало от него широкую публику. Леон-Поль Фарг, близко знавший его, писал: «Три слова, казалось, были навечно изъяты из его сердца и его лексикона, три низменных слова, которые для него просто не имели смысла: интриги, карьеризм, протекция». Такие «открыватели» существуют во всех видах искусства. Другие, менее талантливые, чем они, извлекают затем выгоду из их открытий, предавая их, инициаторов, забвению. Разве это не вопиющая несправедливость?

Ф. П. — Да, к Виньесу были несправедливы. Поскольку он не был романтиком, оспаривали даже его право на «звание» виртуоза; но, поверьте, по части техники он мог бы поспорить со многими столпами эстрады, которые галопом проигрывают одну пьесу Шопена за другой.

С. О. — Обучение у Кёклена и Виньеса способствовало рождению Ваших первых сочинений, ведь именно в это время Вы решили заняться композицией, не правда ли?

Ф. П.— Я сочинял еще до того, как познакомился с Виньесом, и задолго до того, как начал заниматься у Кёклена; ведь мои песни на стихи «Бестиария» относятся к 1918 году, а учиться у Кёклена я начал только в 1921 году. Но и тот, и другой из моих учителей в раз- ное время очень глубоко повлияли на меня. К тому же именно Виньес исполнял мои первые сочинения для фортепиано. Самая ранняя из моих опубликованных пьес — Пастораль — посвящена Виньесу. Я сочинил ее за год до («Вечных движений», то есть в 1917 году. Она представляла собой часть сюиты из трех пасторалей. В 1929 году Альфредо Казелла спросил меня, почему я забраковал Пасторали, тогда я переработал первую и написал в дополнение к ней Токкату, пользующуюся широкой известностью благодаря несравненному исполнению Горовица, и Гимн, близкий по духу моему «Сельскому концерту», который играют чересчур редко.

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет