Я и мои друзья. Годы учения — Кёклен — Виньес
Глава №19 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюСтефан Одель — Из нашей первой беседы следует, что Ваше призвание проявилось очень рано. Сколько Вам было лет, когда Вы начали серьезно заниматься музыкой?
Франсис Пуленк — Из-за моего слабого здоровья в детстве, необходимости получения классического образования, на котором настоял мой отец, и, наконец, из-за моего раннего отъезда на фронт в 1918 году мои занятия музыкой велись очень неровно. Когда мне было пять лет, моя мать поставила мои пальцы на клавиатуру, но вскоре пригласила себе в помощь одну даму, имя которой я забыл и которая произвела на меня гораздо большее впечатление огромными шляпами с блестками и серыми платьями, чем своими весьма посредственными уроками. К счастью, когда мне исполнилось восемь лет, меня доверили для ежедневных занятий мадемуазель Буте де Монвьель, племяннице Сезара Франка, у которой была очень хорошая школа. Каждый вечер после возвращения из лицея я по часу серьезно занимался с ней, а когда в течение дня у меня оказывалось несколько свободных минут, я бежал к роялю и играл с листа. Отсутствие техники не мешало мне довольно ловко выпутываться из трудностей и потому уже в 1913 году— мне было тогда четырнадцать лет — я мог наслаждаться «Шестью маленькими пьесами» Шёнберга, «Allegro Barbaro» Бартока, всем, что я только мог достать Стравинского, Дебюсси и Равеля.
С.О. — По каким причинам Вы не прошли обычный путь обучения в консерватории?
Ф. П. — Тут Вы затронули, дорогой Стефан, больной вопрос. Моя мать, которая сразу же поняла, что музыка — мое единственное призвание, охотно разрешила бы мне поступить в консерваторию, так как артисты всегда имели право гражданства в ее семье, и это ей казалось совершенно естественным. Но мой отец, несмотря на его поклонение музыке, не мог допустить, чтобы сын промышленника не сдал полагающиеся два экзамена на степень бакалавра. «Потом пусть делает, что хочет»,— повторял он. Результатом было то, что, постоянно жертвуя своими классическими занятиями ради любимого фортепиано, я был в лицее более чем посредственным учеником. Свой первый экзамен на бакалавра я сдал только благодаря превосходному сочинению о Дидро, которое искупило мои жалкие отметки за точные науки. В это же самое время один итальянец, мсье Муччиоли, преподаватель виолончели в Ножан-сюр-Марн, совершенствовал мои познания в сольфеджио, а один наш друг, органист, занимался со мной гармонией. Затем, восемнадцати лет, сдав последний экзамен, я попал в армию. И лишь три года спустя, в 1921 году, я серьезно начал заниматься композицией.
С. О. — С кем?
Ф. П. — Поскольку после армии было действительно слишком поздно поступать в консерваторию, Дариус Мийо посоветовал мне обратиться к Шарлю Кёклену, который и стал заниматься со мной контрапунктом.
С.О.— Будьте любезны, охарактеризуйте, пожалуйста, Шарля Кёклена как преподавателя.
Ф. П.— После смерти Андре Жедальжа Шарль Кёклен был долгое время лучшим преподавателем контрапункта во всей Франции. Его знания предмета были изумительны, но что было особенно хорошо в нем, так это способность понять ученика, примениться к нему. Сразу постигнув, что я, как большинство латинян, гораздо больше склонен к гармонии, чем к контрапункту, он задавал мне, параллельно с заданиями по контрапункту, четырехголосные гармонизации тем хоралов Баха. Эта работа, чрезвычайно увлекавшая меня, оказала на меня решающее воздействие. Благодаря ей я постиг склад хорового письма.