Ещё одна грань
Глава №61 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюИзвестный итальянский музыкальный критик Эмилио Радиус, много писавший для журнала "Ла Скала", поместил в нём небольшую статью, которая неожиданно раскрывает ещё одну, менее всего изученную грань характера Тосканини – это его любовь к лёгкой, весёлой и танцевальной музыке.
«Подобное пристрастие, — писал Э. Радиус, — нисколько не деформировало его вкус, проявлявшийся в сложных симфонических, хоровых и оперных произведениях, которые он очень высоко ценил; напротив, стремление к доходчивости привносило в исполнение больших полотен живость и свежесть, помогало донести до самой широкой публики их глубокое содержание.
Тосканини ещё с молодости проявлял, можно сказать, настоящую слабость к вальсу. Любовь к вальсу он никогда не отрицал, даже после второй мировой войны, в век атома, когда программы его концертов заставляли морщить нос некоторых музыкантов и музыкофилов из нового поколения софистов, он продолжал дирижировать вальсами и другими образцами старой танцевальной музыки и в студии грамзаписи. Прежде всего, конечно, лучшие вальсы Иоганна Штраус и Конькобежцы Эмиля Вальдтейфеля.
Маэстро бросил вызов общественному мнению, придавая всё большую выразительность и блеск увертюрам славного Зуппе, а также исполнял отрывки из опер, которые критики обычно считают заигранными. Это оказалось для него развлечением, отдыхом, и даже чем-то бóльшим, нежели развлечение. Только такой дирижёр, как Тосканини, обладавший поистине волшебной палочкой, мог пойти на подобный скандал.
Известно, что, находясь в зените славы, он вышел однажды вечером во фраке из "Ла Скала", заглянул в кафе "Кова" и, шутливо отобрав палочку у дирижёра небольшого ансамбля, продирижировал всей остальной программой, состоявшей из танцевальной музыки и популярных песен. Такой поступок — не каприз, не рисовка: он шёл от богатства его натуры, стал смелым проявлением его личности.
В последние 30 лет своей артистической деятельности Тосканини оказался единственным серьёзным дирижёром, способным оценить музыку для отдыха и развлечения. Именно поэтому он стал, можно сказать, последним вдохновенным интерпретатором наших оперных композиторов-романтиков, сумевшим изящно и верно выделить танцевальные сцены в Травиате, Аиде, Отелло; он почувствовал, что Бал-маскарад – опера прелестно двусмысленная, таящая в себе моцартовское соединение жанров.
И в его интерпретациях танцевальные номера, конечно, тормозили движение сюжета оперы, но задержка эта требовалась для того, чтобы затем действие развивалось с новой энергией и слушатели смогли после небольшого отдыха, как бы отойдя от драмы на некоторое расстояние, снова с волнением включиться в происходящие события.
Он использовал танцевальное интермеццо как своего рода призму, сквозь которую преломлялось действие оперы: задача эстетически необходимая, значение которой современная критика совершенно не понимает.
Не только в романтической итальянской опере, но также и в немецкой музыкальной драме, и в симфонической музыке Тосканини всегда шёл от простого к сложному, от лёгкого ― к трудному, от грубоватого ― к изысканному. Танцевальная музыка, скерцо, allegretto служили ему ковром-самолётом, с высоты которого он охватывал произведение в целом и умело направлял музыкальную нить».