Чудо, которое нельзя объяснить
Глава №59 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюБольшое европейское турне закончилось, и перед Тосканини встали новые задачи. Он получил приглашение от Зигфрида Вагнера, сына композитора, принять участие в Байрёйтском фестивале. Прославленные фестивали вагнеровской музыки проводились регулярно каждый третий летний сезон и собирали массу почитателей музыки Вагнера (не проводились они только во время двух мировых войн).
«Приезжие настолько заполнили Байрёйт, — вспоминал Сэмюэль Хоцинов, — что лишь с большим трудом мне удалось найти ночлег. Я надеялся увидеть прелестный городок –– идеальную оправу для вагнеровского святилища. На самом же деле он оказался уродливым, с ужасной архитектурой и неприветливыми, даже грубыми жителями.
В день исполнения Тангейзера я присоединился к толпе немецких и иностранных почитателей (по три фунта стерлингов с носа), шествовавшей примерно с милю по направлению к Фестивальному театру – не вдохновляющему громоздкому зданию, расположенному на вершине холма… Изнутри театр (хотя и чудо акустики) выглядел настоящей западнёй на случай пожара: огромной ширины зал лишь с двумя проходами по обе его стороны. Из-за отсутствия центрального прохода публике в каждом ряду приходилось стоять, пока все до последнего не усядутся.
Но когда погас свет и зазвучала увертюра из совсем скрытой оркестровой ямы, волшебство Тосканини наполнило весь зал, и я наслаждался столь прекрасным и живым исполнением Тангейзера, что оно превратило в ничто все прочие постановки, когда-либо виденные мною".
Лучшие и только немецкие дирижёры работали в Байрёйте — Мотль, Мук, Фуртвенглер и другие. Козима Вагнер, вдова композитора (в 1930 году ей исполнилось 93 года), ревниво следила, чтобы традиция не нарушалась. Однако постепенно фестивали стали терять свою популярность. Оперы Вагнера исполнялись по установленному шаблону.
Требовалось влить в них свежую кровь. Козиме Вагнер пришлось согласиться с доводами сына и пригласить в Байрёйт Тосканини дирижировать Тангейзером и Тристаном. Итальянского музыканта встретили с большим почётом. Для занятий ему предоставили кабинет Вагнера. Такой чести не удостаивался ещё ни один дирижёр.
Оркестр, собранный на фестивальный сезон из различных театров Германии, не удовлетворил Тосканини. Не раз доведённый до отчаяния, дирижёр бросал палочку, ругался на всех языках, уходил; но потом возвращался и продолжал репетицию. Он считал своим почётным долгом выступить в городе горячо любимого им композитора.
Тосканини обнаружил в партитурах и оркестровых партиях пробелы и ошибки, которых прежде никто не замечал. В результате огромного труда маэстро сумел превратить вагнеровские оперы из музейных экспонатов в живые современные произведения, полные страсти и драматизма. –– Благодаря Тосканини, ― отметил Зигфрид, ― в храме Вагнера зазвучал наконец подлинный Вагнер.
И опять с разных концов земли в Байрёйт стали стекаться поклонники великого композитора, чтобы услышать его музыку в новой, неожиданно смелой и точной трактовке.
Маэстро Шмидт-Иссерштедт делился своими впечатлениями от выступления Тосканини в Байрёйте, в операх Вагнера:
«Прежде всего расскажу о Тристане в Байрёйте. Спектакль готовился с большим волнением. Напряжение оказалось предельным. Друзья говорили в один голос: "Затея безумная..." Вступление исполнено очень красиво. Но естественное затухание звука, вызванное необычным расположением оркестра в Байрёйте, не требовало от дирижёра поисков особого эффекта: звуки сами растворялись в туманной дали; поэтому весь I акт разочаровал меня: очень медленный, паузы рассчитаны с абсолютной точностью и ничего не добавлено — всё соответствовало партитуре.
Но II акт перенёс в другой мир. Таким прекрасным мне никогда больше не удавалось его услышать: певучий, напевный, мелодичный почти по-итальянски. …И наконец III акт: грандиозный, экстатический и совершенно непринуждённый».
Один из самых знаменитых дирижёров ХХ века — Герберт фон Караян, работавший вместе с Тосканини в Байрёйте, рассказывал о том, чему научило его искусство Тосканини, — о волшебном значении слова "точность":
«Одно время Тосканини оказывал исключительное влияние на меня. Когда я впервые встретился с ним, с оперой обращались особенно неряшливо, относились к ней равнодушно. Как только Тосканини приехал в Байрёйт, я сразу же понял, что такое для него понятие "точность". Точность неправдоподобная — условимся — не механическая, но духовная сила, которая исходила от музыки, исполненной буквально, и подчиняла себе всё. Это оказалось почти откровение.
После негласной учёбы у Тосканини я вернулся к своей повседневной работе с очень определённым намерением делать так, как он, ибо обрёл меру, которая внезапно стала для меня исключительно важной. В своём маленьком оркестре в Ульме я с первой же репетиции стал применять этот новый критерий. Искусство Тосканини определило для меня иные пути, явилось серьёзной и глубокой школой».
В интервью, опубликованном в 12-ом номере журнала "Советская музыка" за 1969 год, герберт Караян говорил:
«Вот чудо, которое нельзя объяснить. Вспомните: когда Тосканини появлялся перед каким-либо чужим (скажем, немецким) оркестром с произведением, которым полностью овладел, с которым он буквально сросся (к примеру, Россини), — через пять минут коллектив играл, как итальянский. На репетиции он не обронил ни слова о Россини или Верди, ни о различиях между итальянской и немецкой манерами исполнения — и абсолютно верно.»
Принято считать, что всему можно научиться и чему угодно научить. Многие имели смелость спрашивать Тосканини, почему он не думает о создании своей школы дирижирования оркестром. Лицо его сразу же мрачнело, когда он слышал подобные вопросы. И маэстро отвечал кратко и резко:
— Дирижировать легко, все могут дирижировать: это гораздо проще, чем играть на каком-нибудь инструменте!
Именно оттого, что явно стремился преуменьшать значение дирижёра оркестра, и воздерживался от преподавания.
— Совершенно не знаю, как можно учить дирижировать оркестром в консерватории, — часто говорил он.
И всё же он многих научил чему-то. Более того, Тосканини дал дирижёрам нравственный критерий, проявившийся в его отношении к автору исполняемого произведения.
В ноябре 1930 года маэстро возвратился в Нью-Йорк и провёл за сезон 62 концерта. Среди новинок в его репертуаре оказалась Первая симфония Дмитрия Шостаковича.
Сезон в Америке закончился 19 апреля 1931 года. Маэстро отдыхал на итальянском курорте Сальсо-Маджоре, когда к нему обратились с просьбой почтить память Мартуччи двумя концертами в болонском театре "Коммунале". Тосканини с готовностью согласился безвозмездно дирижировать произведениями своего учителя Джузеппе Мартуччи, так как очень ценил этого композитора, хотя его сочинения и не отличались высокими качествами.