Мои друзья и я. Сергей Прокофьев (продолжение)
Глава №59 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюС. О. — А в области музыки был ли он в курсе современных исканий? Я имею в виду Шёнберга, Веберна, Альбана Берга. Ведь он не мог не знать о существовании Венской школы.
Ф. П. — Нет, нет. Разумеется, он знал эту музыку, он знал всякую музыку. Он проявлял к ней любопытство, но только мимоходом, окидывая ее беглым взглядом. Все, что делала Венская школа в то время, не имело никакого отношения к тому, что делал он. Ему это было любопытно, но не более,..
С. О. — Это не интересовало его?
Ф. П. — Скорее любопытно, чем интересно, именно так, Вы понимаете, что я хочу сказать. Например, «Воццек», который наряду с «Пеллеасом» является, быть может, шедевром музыкального театра нашего века, так вот, «Воццек», которого он, несомненно, слышал ...
С. О. — Я собирался спросить Вас об этом.
Ф. П. — «Воццек» был впервые поставлен в 1925 году. В это самое время Прокофьев совершал концертное турне по Германии.
С. О. — Следовательно, он не мог не знать «Воццека».
Ф. П. — Он слышал «Воццека», он, несомненно, видел его. «Воццек» его заинтересовал, но не тронул ... Заинтересовал потому, что такой музыкант, как Прокофьев, не может не заинтересоваться технической стороной ... этой необыкновенной техникой оркестровки ... Но все же — кто его интересовал больше других, так это Стравинский. Он сам был по преимуществу тонален, и музыка Великого Игоря в то время, несмотря на все гармонические дерзости, была еще совершенно тональна, поэтому, в сущности, до известной степени оба говорили на одном и том же языке, несмотря на то, что музыка одного из них была антиподом музыки другого ...
С. О. — А какого мнения был Сергей Прокофьев о музыке Франсиса Пуленка?
Ф. П. — Плохого, плохого, но мне это было безразлично. В 1923 году — плохого, говорю Вам. Позднее его мнение изменилось. Был один случай, который меня тронул. Однажды на улице ко мне подошла некая русская дама, очень постаревшая к этому времени (это была дама, которая играла в бридж с нами, Алехиным и Жаком Феврье). Я заговорил с ней о Прокофьеве, который в тот момент был в России, и она мне сообщила, что однажды Прокофьев сказал ей: «Знаете, я ошибался. Пуленк настоящий музыкант» ... Это меня утешило, если считать, что я был огорчен ранее. Нет, нет, нет, наши отношения строились иначе: бридж, рояль и дружба. Например, он приезжал на уик-энд в деревню в Пуазе; я помню (это было в июне 1932 года, перед его отъездом в Америку) его последний уик-энд в моем доме. Он привез огромных размеров банку паюсной икры. Был Соге, был Орик, все свои, музыканты, и для меня это, несомненно, волнующее воспоминание, потому что, понимаете, наше общение доставляло радость.