Мои друзья и я. Поль Элюар (продолжение)
Глава №51 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюС. О. — Вы всегда были независимы, это в Вашем характере. Но давайте вернемся к Полю Элюару. Не он ли вдохновил Вас на Ваши первые хоровые произведения, а потом и на последующие, гораздо более значительные?
Ф. П. — Да, да, конечно. Открыв однажды секрет просодии Элюара, я не переставал писать музыку на его стихи. В течение очень долгого времени не знал, как за это взяться ... но однажды, когда я нашел ключ . . . я понял. Но и тогда мне приходилось говорить Полю Элюару, говорить довольно часто: «Мой бедный Поль, я опять собираюсь Вас искалечить ...» — «Тем лучше,— отвечал он приветливо,— только делайте это побыстрее, мне не терпится Вас услышать» ... Он дружелюбно соглашался на все мои требования; так, заглавие, которое хорошо для книги, не всегда годится для сборника песен. Когда я положил на музыку стихотворения из сборника «Жизнетворные глаза» я сказал Элюару: «Знаете, это очень образно, это удачно, когда Ваши стихотворения появляются с рисунками, с иллюстрациями Пикассо, но для музыки это не годится. Представьте, как сказать,— что Вы будете петь «Жизнетворные глаза»? Как-то не получается». Тогда Поль, который всегда чудесно ко мне относился, прислал мне несколько названий, среди них то, которое я выбрал для моего цикла, довольно известного, это «Тот день, та ночь». Хотя я сочинил много сольных песен на стихотворения Элюара, но думаю, что еще больше я написал хоровых произведений на его стихи. Мое первое сочинение а сареllа написано на пять стихотворений Элюара и два стихотворения Аполлинера. Оно называется «Семь песен». Я написал также маленькую кантату «Снежный вечер» и затем одно из моих самых значительных произведений — «Лик человеческий» — для двойного хора а сарреllа. Оно написано во время оккупации на известные стихотворения из сборника «Поэзия и Правда». В этот сборник входит также и стихотворение «Свобода». Это произведение, увы, очень трудное, поэтому его почти никогда не поют.
С. О.— Мне бы хотелось теперь, дорогой Франсис, чтобы, опираясь на Ваш художественный опыт и опыт сотрудничества с Элюаром, Вы рассказали нам о нем как о человеке и поэте.
Ф. П.— Знаете, описать Элюара не просто. Если во время наших первых бесед я мог легко обрисовать Вам Эрика Сати, Макса Жакоба и Мануэля де Фалью, то в данном случае все обстоит совершенно по-другому. На первый взгляд Элюар казался таким же человеком, как все, и ничто в его поведении не привлекало особого внимания. Нужно было хорошо его знать, чтобы угадать в нем поэта. У него не было ни пледа на плечах, как у Малларме, ни богемных манер, как у Верлена или Рембо, ни красного жилета, как у Теофиля Готье, ни даже этого тяжеловесного, асимметричного, столь своеобразного силуэта Аполлинера, Лично я всегда находил, что Элюар очень красив, потому что у него были очень благородные черты лица, но он был спокойно красив. Заметьте, однако, что под этим кажущимся спокойствием скрывался внутренний огонь. Я видел его в мгновения ужасного гнева, но гораздо чаще в прекрасные минуты доброты и мягкости, когда его теплый и ласкающий голос буквально завораживал вас. Он дивно, прекрасно читал Бодлера или свои собственные стихи. Не было друга более верного и более внимательного, чем Элюар. Те, кого он любил, никогда не были ему в тягость. Например; когда я искал и никак не мог найти название моему балету по басням Лафонтена, я обратился к Элюару и немедленно получил от него письмо, где он предлагал название: «Примерные животные», которое я тут же принял. Вы не можете себе представить, Стефан, какую страшную пустоту оставила во мне смерть Элюара. Я мало знал Аполлинера и поэтому, не оскорбляя его памяти, могу сказать, что моим любимейшим поэтом был Элюар.