Влияние Караяна

«Я ничего не имею против Караяна, но если музыка будет такой, какой ее делает Караян, ей придет конец» (композитор и дирижер Бруно Мадерна в интервью газете «Нью-Йорк таймс», 9 января 1972 г.).

На пороге семидесятилетия, когда уже четко определился диапазон его деятельности, Караян достиг вершины своих возможностей и, по-видимому, сохранит заведенный творческий ритм: пятьдесят или шестьдесят концертов в год с Западноберлинским филармоническим оркестром и несколько опер в год на Зальцбургском фестивале. Его дирижерский стиль вряд ли претерпит серьезные изменения, но его трактовки, несомненно, станут еще более глубокими и зрелыми, потому что Караян сохраняет свою юношескую увлеченность, о чем свидетельствует хотя бы проявившийся недавно интерес к Малеру и композиторам нововенской школы. Возможность нового направления в его искусстве исключать нельзя, однако предложить некоторые выводы на основе уже сделанного вполне допустимо.

Поскольку эта книга посвящена в первую очередь Караяну как художнику, в ней мало говорилось о его личной жизни, которая тем не менее, как и его жизнь в концертных залах и оперных театрах, представляет немалый интерес. Караян поражает своей физической энергией, проявляющейся, например, в самых различных спортивных увлечениях, от лыж до автомобильных гонок, но он обладает и удивительной самодисциплиной, которую развил в основном не так давно благодаря знакомству с йогой. По-видимому, именно занятия йогой научили Караяна управлять своей нервной системой, которая одно время начала было совсем сдавать: он не выносил делать что-либо по принуждению. Этим новообретенным спокойствием он, вероятно, обязан также своей третьей жене Элиэтт и двум подрастающим дочкам. Караян может быть доволен и своим домом, и своей творческой деятельностью; материальная обеспеченность, которую принесла ему его любимая работа,- также благотворный фактор. Жизнь Караяна может показаться ослепительной, но, несмотря на славу, личную и материальную независимость, он остается очень робким и неуверенным в общении, всячески сторонится журналистов и поклонников. Красивый человек, приверженцы которого не находят достаточно слов для выражения своего восхищения, чьи фотографии выставлены во всех витринах Зальцбурга, дирижер, прославившийся эстетической изысканностью своего стиля, каждое появление которого на публике кажется рассчитанным на максимальный эффект, Караян тем не менее в первую очередь ищет тишины и одиночества.

После спектакля в Зальцбурге Караяна и его супругу увозят от дверей "Festspielhaus" как короля и королеву, но Караян возвращается домой один, предоставив жене возможность наслаждаться танцами и светским обществом в одном из фешенебельных клубов. Элиэтт фон Караян, бывшая французская манекенщица, может быть, и не очень разбирается в музыке, но умеет освободить своего супруга от многочисленных и необязательных появлений в обществе, чтобы он мог всецело отдаваться творчеству.

Верным помощником Караяна является и Андре фон Маттони, который решает большую часть повседневных деловых проблем. Личный секретарь Караяна вот уже несколько десятилетий, руководитель Зальцбургского пасхального фестиваля, а также помощник Караяна по всем практическим вопросам, когда тот возглавлял Венскую государственную оперу, Андре фон Маттони занимает самое видное положение в империи Караяна. Он безупречно исполняет все свои обязанности: хорошо зная принципы Караяна, он мягко и настойчиво умеет изложить его требования, он так же собран и дисциплинирован, как сам Караян. Свободно говорит на многих языках, а его личная преданность не вызывает сомнений. Опираясь на Элиэтт, регламентирующую его светскую жизнь, и на Маттони, отстаивающего его профессиональные интересы, Караян вполне может позволить себе отгородиться от мира. Однако и в этой системе есть свои изъяны. Подобно многим президентам и политическим деятелям, Караян рискует потерять контакт со своими приверженцами и пасть жертвой созданной им самим машины. Рудольф Бинг, например, в книге «5000 вечеров в опере» жалуется, что даже ему, генеральному директору Метрополитен-опера, было невероятно трудно связаться с Караяном лично. Более того, пока какое-нибудь сообщение пробьется к Караяну через десяток его посредников, оно вполне может оказаться устаревшим. Биргит Нильсон как-то сказала, что среди работающих на Караяна людей нет ни одного, кто осмелился бы его критиковать.

Караян действительно несколько заносчив, тщеславен и предпочитает прятаться за налаженной машиной, управляющей его личными и профессиональными делами. И в то же время он - гений, возможно, самый великий дирижер всех времен, и именно подлинность таланта смягчает некоторые менее приятные стороны его личности.

То, что Караян дирижирует по памяти сотни разных произведений, включая оперы, нельзя считать очередным трюком. Если это и трюк, то он почему-то не удается почти никакому другому дирижеру. Эта способность показывает, насколько глубоко и полно Караян знает все сложности исполняемых партитур, и это знание вселяет уверенность в тех, кто работает с ним, вызывает творческий подъем. Однажды Лили Чукасян во время записи «Гибели богов» допустила маленькую ошибку, продлив ноту на две четверти вместо четверти с точкой. Караян, дирижировавший, как обычно, без партитуры, ничего не сказал, но взмахнул рукой, показывая, что нужно остановиться и пройти это место снова. В другой раз к Караяну пришел Джон Викерс, который готовил партию Тристана, и попросил разъяснить ритм в особенно трудном месте третьего акта. И хотя нот под рукой не оказалось, а Караян не дирижировал этой оперой уже одиннадцать лет, он смог выполнить просьбу Викерса.

Дирижеру необходимо в совершенстве знать не только все правила чтения партитуры, но также и различные музыкальные стили. В этой области Караян практически не имеет себе равных. В его Брукнере и Вагнере совершенно покоряют широта мелодии, динамический диапазон и выразительность. В любом крупном симфоническом произведении, будь то Бетховен или Шостакович, его чувство композиции и умение создавать напряжение в зале поразительны. Пускай действительно его Стравинский почти всегда слишком смягчен, и тем же может не нравиться его Моцарт, пускай его трактовки известных месс бывают, пользуясь выражением Уильяма Манна, «почтительны и безжизненны», тем не менее во всем, что делает Караян, чувствуется глубокая самоотдача и тщательная подготовка. Он ничего не делает кое-как. Караян владеет обширнейшим и разносторонним репертуаром, в котором с ним вряд ли может соперничать какой-нибудь другой известный дирижер. Тосканини был специалистом по Бетховену, Брамсу, итальянской и немецкой опере; Караян тоже превосходен в этой музыке, но не менее интересны его Брукнер, Малер, Берлиоз, оперы Рихарда Штрауса. Что же касается Фуртвенглера, то по сравнению с Караяном он мало занимался оперой, а современной музыкой практически пренебрегал.

Мартину Букспену принадлежат слова, отнюдь не предназначавшиеся в качестве комплимента, что в грамзаписях отражается сам человек и что Караян-дирижер прекрасно запечатлен в его пластинках. Я не разделяю отрицательного отношения Букспена почти ко всему, что делает Караян, как и не считаю, что искусство Караяна полностью отражено в грамзаписях. Хотя Караян стал, по-видимому, первым из великих дирижеров, кто сумел записать весь свой репертуар на пластинки, довольно близко передающие звучание оркестра в концертном зале, и многие из его записей стали блистательным свидетельством его гения (большая часть «Кольца», симфонии Чайковского, записанные фирмой «ЕМI», Второй фортепианный концерт Рахманинова с Вайсенбергом, Вторая симфония Шумана на фирме "Deutsche Grammophon"), все же пластинкам редко удается передать особую магию живых выступлений Караяна. Любительские магнитофонные ленты со спектаклями Зальцбургского фестиваля - «Тристан», «Гибель богов» и «Борис Годунов» - затмевают его студийные записи того же периода; но даже эти ленты недостаточны по той простой причине, что они не передают зрительного впечатления от выступления Караяна. Под «зрительным впечатлением» я имею в виду не игру оркестра или дирижирование им само по себе, поскольку это нельзя назвать действием в привычном смысле. Не говорю я и о мимике или ритмизованной пластике, которой иные дирижеры злоупотребляют, потому что Караяну не свойственно гримасами передавать эмоциональное содержание музыки, и уж совсем не привык он прыгать и приплясывать на манер Бернстайна. Та зримая сторона, которую Караян привносит в музыку, более абстрактного характера, она ближе, скорее, движениям балетного танцовщика, хотя у Караяна движения охватывают только руки и верхнюю часть тела.

Многие музыкальные обозреватели, например критик Жан д'Удин, считают танец материальным выражением присущего музыке движения. По словам этого критика, «выразительная жестикуляция дирижера тоже является танцем». В таком свете вполне допустимо рассматривать и дирижерскую пластику Караяна, и тогда станет понятно, каким образом ему удается так зачаровать аудиторию. Подобно великому балетному танцору, он в жестах выражает характер музыки, которой дирижирует, делает ее понятной слушателям, а также и исполнителям, что они всегда признают. В определенном смысле каждый дирижер, конечно, разъясняет оркестрантам музыку через движение. Но не всякий дирижер разъясняет смысл исполняемого произведения, потому что далеко не всякий дирижер - Караян. Караян не указывает исполнителям, когда нужно останавливаться или начинать, не отмеряет он и такты привычным помахиванием палочки. Такие дирижерские подсказки вообще-то необходимы большинству исполнителей, но совершенно излишни, когда выступление подготовлено репетициями настолько, насколько бывают подготовлены выступления Западноберлинского филармонического оркестра с Караяном.

Самая важная особенность «дирижирования-танца», характерного для Караяна (и в меньшей степени для нескольких других дирижеров), заключается в том, что движения, жесты не являются самовыражением. В жестах Караян выражает не себя, но природу музыки. Здесь опять напрашиваются аналогии с танцем: движения и позы танцора лишь в незначительной степени могут сочетаться с его самовыражением: правильно воспринятые, они составляют часть логики выражения так же, как и слова драматического актера передают не его собственные чувства, а чувства его героя и связаны в первую очередь со всей пьесой, а не с личной жизнью исполнителя. Можно неверно истолковать поведение Караяна за дирижерским пультом и считать, что Караян выражает только самого себя, поскольку именно это свойственно многим дирижерам. Однако отсюда напрашивается вывод, будто Караян ничего не чувствует, будто он глух к эмоциональным колебаниям музыки. И те бесчисленные критики, которые обвиняют Караяна именно в этой холодности и бесчувственности, просто не смогли понять того, что делает этот дирижер.

Караян дирижирует так, что в крупном произведении, например симфонии Брукнера, внимание слушателей не отвлекают детали исполнения - там вступление кларнета, здесь соло валторны. Аудитория не замечает механику исполнения, то, как дирижер старается объединить музыкантов, заставить их вступать и смолкать в нужные моменты, играть громче или тише. Почти все подобные детали прорабатываются на репетициях, и это оставляет дирижеру возможность на концерте сообщать логику развития всей симфонии музыкантам, а одновременно и слушателям. Симфонии Брукнера складываются не из переклички музыкальных инструментов, а из по-разному организованных звуковых блоков, и именно логику этой организации и старается Караян выявить в своих жестах.

Отрицать то сильнейшее впечатление, которое Караян производит на зрителей театров и концертных залов, невозможно. Помимо чисто музыкального таланта, Караян обладает удивительной способностью показать оркестр во всем блеске, а также привести слушателей в состояние «восторженного напряжения». Именно эта театральность делает Караяна суперзвездой, но одновременно она вызывает нападки тех, кто считает, что дирижерам следует поменьше думать о производимом впечатлении.

Сколь велико влияние Караяна на современную музыкальную среду? Почти каждый молодой дирижер сейчас в чем-то подражает Караяну, почти все они теперь дирижируют без партитуры. Зубин Мета, Сейджи Озава, Клаудио Аббадо - на всех сказывается влияние Караяна, хоть им не откажешь и в собственном значительном таланте. Мы еще увидим, станут ли они столь крупными фигурами, как Караян. Пока что им больше всего не хватает разностороннего опыта Караяна (особенно в опере). В отличие от Караяна каждый из названных дирижеров появился в концертном зале прежде, чем дебютировал в крупном оперном театре, и результат во всех случаях был ужасающий. Каждый из этих дирижеров пользуется сегодня большим спросом. Некоторыми сторонами музыка мало отличается от коммерческих предприятий: тот хорош, кто собирает полный зал, и дирижер, наделенный обаянием, умеющий подать себя, часто оттесняет своих менее эффектных, но порой более талантливых коллег. И хотя вклад Караяна в истинное музыкальное искусство не вызывает сомнений, он одним из первых показал коммерческую притягательность «звезд» классической музыки. Приведет ли это к пагубным последствиям, покажет будущее. К мнению покойного Бруно Мадерны (приведенному в начале этой главы), которое разделяют Ганс Вернер Хенце и многие другие композиторы, нужно отнестись со всей серьезностью. Дирижер-«звезда» часто оказывается препятствием для музыки, которая превращается порой в средство его самоутверждения. А Караян - несомненный дирижер-«звезда». Его кассовый успех уже в продолжение многих лет не знает себе равных, его власть такова, что он может диктовать свои условия крупнейшим музыкальным учреждениям. Более того, певцы, которых он выбирал для Венской государственной оперы, нередко становились «звездами» в других театрах только потому, что их имена связаны с именем Караяна. В плане репертуара, солистов и приглашаемых дирижеров Караян определяет концертную и оперную жизнь Западного Берлина, Зальцбурга, Вены и ряда других городов мира.

Власть Караяна не вызывает сомнений. Вопрос в том, как она используется. Все согласятся с тем, что Караян помог (или даже открыл и воспитал) многим исполнителям, и в то же время нельзя не отметить, что для композиторов он сделал гораздо меньше. К Караяну предъявляют столько претензий, потому что он занимает исключительное положение, и он может выбирать любое музыкальное сочинение. Иных его современников задевает именно то, что он использует свое имя и влияние в других областях, но не для поощрения музыкального авангарда. Ганс Вернер Хенце считает Караяна идеальным исполнителем его музыки: Караян дал великолепную интерпретацию его Сонаты для струнных. Но Хенце огорчает то, что Караян так мало внимания уделяет его музыке и сочинениям других ныне здравствующих композиторов. Престиж и талант Караяна могли бы оказать невероятную помощь современным композиторам, однако дирижер направляет свои интересы в другие области. Только время покажет, был ли Караян неправ.

Но что бы ни говорилось о том, насколько разумно Караян расходует свой талант, он остается великим дирижером. И поэтому я надеюсь, что история сохранит его имя в первую очередь за его глубочайшее проникновение в смысл многих музыкальных произведений, за те высокие требования к исполнению, которые он сделал нормой, а не за противоречивый облик современного дирижера, формированию которого он способствовал.

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет