Щедрость
Глава №12 книги «Энрико Карузо»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюВеличие человека определяется
Его любовью к человечеству.
Шиллер
Коротка была жизнь Карузо, а добрых его дел не перечесть. Едва ли найдется другой артист, который бы так щедро жертвовал средства больницам, учреждениям для бедных, приютам, нуждающимся семьям, безработным, пострадавшим, которые обращались к нему, бесчисленным своим друзьям. Он привез из Неаполя в Америку некоторых своих друзей. Были и такие, кто злоупотреблял добротой Карузо. Так, некий пианист Гаэтано Сконьямилло, войдя в доверие Карузо, начал в его же доме ухаживать за Адой Джаккетти. Заметив это, хозяин дома выгнал его вон, лишил работы в театре. Но когда музыкант оказался в бедственном положении, анонимно послал ему денег. В мае 1910 года итальянская труппа Метрополитен-опера выступала во французском театре Шатле. В спектакле "Аиды" участвовали Карузо, Дестинн, Амато, Росси, Перелло де Сегуролла, Тосканини. Их сопровождали Гатти- Казацца и французский импресарио Габриэль Астрюк, инициатор этих гастролей.
После спектакля один из городских комитетов по оказанию помощи рабочим- шахтерам пригласил Карузо выступить с концертом. На следующий день он адресовал президенту комитета следующее письмо:
"Уважаемая синьора, с удовольствием направляю Вам с этим письмом чек на десять тысяч франков, составляющие мой гонорар за концерт в Трокадеро. Прошу не отказать мне в любезности передать эту сумму рабочим, для которых был дан концерт.
Примите наилучшие пожелания. В надежде увидеть Вас
преданный Вам Энрико Карузо".
В 1911 году, выехав из Америки в Италию, Карузо получил на пароходе письмо, подписанное некоей Эдди Смит:
"Уважаемый артист, если Вы согласитесь спеть для нашей семьи и наших друзей песню "А Марекьяро", то мы сразу же по прибытии в Геную готовы вручить Вам чек на 25 тысяч лир.
Преданнейшая Вам Эдди Смит".
Карузо заинтересовался, кто же эти чудаки, готовые так сорить деньгами.
Узнав, что речь идет о богатых американцах, он ответил следующее:
"Любезнейшая госпожа,
готов петь во время рейса парохода для Вас, Ваших родственников и друзей
"А Марекьяро" и другие неаполитанские песни, если Вы сразу же сделаете перевод
в 30 тысяч лир в адрес "Института бедных детей" моей страны.
С глубочайшим уважением Энрико Карузо".
Условия Карузо были приняты, и он пел целый вечер в приятной и веселой компании.
Выше уже говорилось о благотворительной деятельности Карузо. Его помощь нуждающимся особенно увеличивается во время войны 1914-1918 годов. Он щедро помогал раненым, оказывал помощь госпиталям, учреждениям международного "Красного креста", семьям солдат - всем, кто скорбел и нуждался в доброй поддержке.
14 июня 1914 года у морского вокзала в Неаполе Карузо встречала огромная толпа поклонников его таланта. Среди них были постеджатори в костюмах бродячих музыкантов с мандолинами и гитарами. Как только появился Карузо, они дружно заиграли очень популярную в то время песенку "Прощание в Неаполе". Удивленный Карузо остановился. Не зная, как приветствовать их, а вместе с ними и всю толпу почитателей, встречавших его громом аплодисментов, он запел. Карузо пел долго, прислонившись к перилам трапа. Лилась пленительная песня под аккомпанемент его старых товарищей. Все были растроганы. А голос громко и торжественно звучал в легком воздухе Неаполя. Это был горячий привет дорогому городу и землякам.
Театр Костанци пригласил Карузо выступить для итальянских эмигрантов. Карузо тут же согласился, поехал в Рим, где и выступил 26 июня, отказавшись даже от оплаты расходов на дорогу.
Вместе с Лукрецией Каро и баритоном Джузеппе де Лука он пел в "Паяцах". Тотчас по возвращении в Америку Карузо принял участие в спектакле "Эрнани" Джузеппе Верди, сбор с которого пошел в фонд "Красного креста". В том же году Карузо дал концерт в пользу объединенных больниц Америки и строительства лечебных санаториев.
В 1915 году Карузо выступил в Монте-Карло с двумя благотворительными концертами: днем - в пользу французского "Красного креста", вечером - итальянского. В том же году он пел в театре Колон в пользу американского "Красного креста", а через несколько дней здесь же, в Буэнос-Айресе, - семей солдат (концерт происходил под открытым небом).
В 1916 году война была в самом разгаре, траур и скорбь вошли почти в каждую итальянскую семью. Многие итальянцы оказались за пределами родины и остро нуждались в помощи. Карузо дал в Балтиморе три концерта, сбор с которых пошел итальянским семьям, потерявшим на войне родных. В программе были оперные арии и итальянские песни. В Нью-Йорке Карузо пел в опере Дзандонаи "Франческа да Римини" в пользу итальянцев, сирот фронтовиков. Он отдал им гонорар и за два выступления в миланском театре Ла Скала.
В 1917 году Карузо снова участвовал в двенадцати концертах и спектаклях, полностью отдавая свой заработок семьям призванных в армию (в том числе в Нью-Йорке, Рио-де-Жанейро, Сан-Паоло, в Риме - в театре Костанци). Всем любителям пения известно его незабываемое выступление в "Паяцах", когда оперой великолепно дирижировал Тосканини.
Возвратясь в Америку, Карузо выступил 12 апреля 1918 года в пользу американских больниц, а 14 апреля - в "Лорелее" Каталани и "Мадам Баттерфляй" Пуччини - в пользу семей солдат и американского "Красного креста". 17 мая 1918 года он пел на сцене вашингтонского театра Поли, а 27 мая того же года - в театре Метрополитен-опера; гонорар за выступления был передан "Американскому фонду для Италии" и американскому "Красному кресту". На спектакле "Джоконды" Понкьелли присутствовал президент США. Вместе с Карузо пели сопрано Фрэнсис Альда (жена директора театра Гатти-Казацца) и испанский бас Хосе Мадонес; дирижировал маэстро Роберто Морандзони.
"Объединенные больницы" Америки обратились к Карузо с теплым письмом, в котором просили помощи в строительстве новых корпусов госпиталя. Они благодарили за те многочисленные пожертвования, которые были уже сделаны Карузо, и выражали надежду на новую поддержку. Карузо отвечал, что 30 июня у него свободный день и он готов выступить при условии, что будет обеспечена большая аудитория, а следовательно, и большой сбор.
30 июня состоялся его сольный концерт, гонорар за который был полностью передан "Объединенным больницам". Это был незабываемый концерт.
В сентябре 1918 года Карузо пел в сопровождении оркестра Метрополитен-опера под открытым небом в присутствии пятисот тысяч человек. Сбор с концерта пошел на благотворительные цели. Можете представить себе артиста на импровизированной сцене без микрофона, в окружении всего оркестра Метрополитен-опера, перед океаном восторженных людей, жаждущих слышать и видеть своего кумира? Карузо должен был напрягать здесь свой голос до предела. Из его горла лились властные, мощные звуки, которые, гармонично сливаясь с металлом оркестра, достигали самых отдаленных рядов слушателей.
На этом не закончилась благотворительная деятельность Карузо. 5 октября 1918 года он поет в Медисон-Сквер-Гарден, а 9 октября - в Буффало. Солдаты, потерявшие зрение, обрели друга в лице Карузо: он дал для них большой концерт в Метрополитен-опера. Вместе с польским басом Адамом Дидуром он участвовал в спектакле "Лоэнгрин" Вагнера (дирижировал маэстро Морандзони). А 3 ноября он выступил снова в пользу больниц два раза в день: утром на ипподроме, а вечером в Медисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке.
Невозможно рассказать здесь о всей благотворительной деятельности Карузо, подтвержденной массой документов. Он помогал больницам и школам, культурным обществам и библиотекам, различным организациям и лицам во многих странах мира. Его щедрость и доброта не знали границ. Он периодически направлял деньги и подарки нуждающимся. Его личный секретарь Бруно Дзирато вспоминает, что Карузо придавал чрезвычайное значение своей благотворительной деятельности и бывал вне себя от гнева, когда перевод денег делался с опозданием.
Он не оказывал предпочтения какой-нибудь одной стране. Каждая страна была ему близкой, так же как и все зрители были для него равны.
Однажды директор крупного религиозного института по настоянию своих учеников, жаждавших послушать знаменитого Карузо, обратился к певцу с робкой просьбой удовлетворить желание его прилежных и послушных мальчиков.
Когда секретарь прочел письмо Карузо, тот воскликнул:
— Этот директор порядочный мошенник, однако и его нужно удовлетворить.
Утром он пел в институтской церкви, а вечером в маленьком театре института. Он весело провел день с мальчиками и их наставниками.
В моей памяти до сих пор живет вечер в римском театре Костанци. Карузо пел в "Паяцах" в пользу солдат. Дирижировал Тосканини. Я отчетливо помню спектакль, как будто это было вчера, хотя много воды утекло с тех пор. Театр был в праздничном убранстве. Притягательная сила имени Карузо создала в театре торжественную атмосферу. Я не в состоянии описать Карузо в этом необычном спектакле. Только поэт смог бы достойно рассказать о певце, о Тосканини, об итальянском искусстве.
Переносясь мысленно к тому далекому спектаклю, я и сейчас вижу Карузо как живого. Едва ли кто-нибудь споет так "Смейся, паяц". В голосе звучало неподдельное чувство попранной гордости и любви. Не забыть конвульсивных рыданий в финале, которые заставили трепетать весь театр.
После спектакля в сумятице и толчее кое-кому удалось пробраться к Карузо. Среди счастливцев был Никола Даспуро, который двадцать лет назад способствовал его первому выступлению в миланском театре Ла Скала. Едва увидев друг друга, они обнялись. Даспуро рассказывает: "У нас на глазах были слезы, мы не могли произнести ни слова. Собравшись с силами, я сказал:
— Успокойся, ведь ты не мальчишка.
— Мне было очень трудно, - ответил Карузо. - Мне кажется, что я не был на высоте... Мне очень горько.
— Что ты говоришь?! Ты потряс весь театр и боишься, что пел слабее, чем мог! Ты вознесся над всеми певцами, каких я только слышал раньше. Поэтому успокойся".
Тенор Фернандо де Лючиа был в то время самым знаменитым певцом в Италии. Неаполитанцы гордились им и с восторгом слушали его. Он знал Энрико Карузо только по сообщениям и его грандиозному успеху в Америке. Когда кто-нибудь с восторгом говорил о Карузо, Фернандо де Лючиа отвечал с иронией: "Хотел бы я услышать его".
И вот в 1917 году ему представился случай услышать Карузо в Риме в спектакле "Паяцы". Придя в театр скептически настроенным, он ушел со спектакля в восторге и решил встретиться с Карузо, чтобы выразить с присущим неаполитанцам жаром всю глубину своего восхищения и симпатии. Возвратившись в Неаполь, он сказал: "Я слышал о том, что это великий тенор, но не подозревал, что речь идет о необыкновенном чуде".
Между Карузо и де Лючиа зародилась сердечная дружба. Не раз один из Неаполя, а другой из Нью-Йорка посылали друг другу письма, всегда теплые и приветливые, как аромат их родной земли.
Карузо суждено было возвратиться в Неаполь, чтобы умереть, а де Лючиа петь, рыдая над его прахом.
Были и такие "ценители" Карузо, которые, желая поднять его престиж, предлагали певцу "белые контракты", то есть такие, в которых не указывалась сумма гонорара. Но Карузо не был способен на подобный авантюризм. Он никогда не старался вырвать сумму больше той, которую должен был получить. Обычно все переговоры о его выступлении велись через секретаря Карузо Дзирато. И гонорар определялся в зависимости от формы и продолжительности выступления, сложности спектакля или концерта.
Часто случалось, что театр или учреждение не были в состоянии уплатить сумму, предложенную секретарем. Тогда организаторы обращались к артисту, прося скидки или отсрочки платежа. Положение Карузо не позволяло ему допускать ни того, ни другого, так как это нарушало основной контракт. Тогда на арену выходили две другие формы контракта: популярный и благотворительный. В первом случае гонорар сокращался более чем наполовину, Карузо хотел обязательно знать цену билетов, требуя, чтобы они были действительно общедоступными. Во втором случае он стремился знать все подробности, потому что при благотворительных выступлениях у него бывали подчас большие разочарования и неприятности. Разумеется, когда речь шла о больницах, приютах и детских учреждениях, помощь его была безвозмездной.
В настоящее время многие певцы достигли славы меньше чем за год. Что касается их благотворительной деятельности, то она почти совсем отсутствует. Видимо, помощь бедным - удел великих людей.