Артюр Онеггер. Третья симфония
Глава №72 книги «История зарубежной музыки — 6»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюПришла победа, но наступивший мир не оправдал возлагавшихся на него надежд. В такой атмосфере создает Онеггер Третью симфонию (1946), на которой лежит отпечаток глубокого духовного кризиса, переживаемого композитором. Это, пожалуй, самая философски значительная из всех его симфоний. Композитор писал о ней: «Я хотел, чтобы это произведение символизировало протест современного человека против нашествия варварства, тупости, против страданий, против бюрократической машины, которые штурмуют нас уже столько лет... Моя симфония — драма, в которой играют (в действительности или символично) три действующих лица: Горе, Счастье и Человек. Это вечная проблема. Я попытался ее обновить»; «Я назвал мою Третью симфонию Литургической, хотя в ней нет ни одной темы из григорианских песнопений. Я заимствовал из Литургии только названия, которые могли служить пояснением моих замыслов. Первая часть называется "Dies irae". Это взрыв сил ненависти, который все уничтожает и не оставляет ничего, кроме развалин и разрушений. Вторая — "De profundis clamavi" — мольба, обращенная к высшей силе, к которой воздеваешь руки, которой хочешь отдать все, что только сохранилось чистого и благородного в глубине души. Третья часть — "Dona nobis pacem" — описывает неумолимое нарастание порабощенности человека, полную утрату им свободы, что и заставляет его кричать от отчаяния. Моя симфония завершается утопическим представлением того, чем могла бы быть жизнь в братстве и любви».
В Литургической симфонии сконцентрированы идеи, не раз волновавшие композитора. Судьба человека, задавленного бездушным «машинизмом», властвующим в современном мире, была главной темой оратории «Крики мира»; торжество разрушительных сил воплотилось в «Пляске смерти»; скорбное одиночество личности, жаждущей служения человечеству, и мечты о тихом и чистом счастье в единении с цветущей природой занимали большое место в концепции «Жанны д'Арк на костре». Неудивительно, что характер музыкальной образности, средства, приемы композиторского письма, применяемые Онеггером в симфонии, близки к встречавшимся в указанных сочинениях. Это полное агрессивной энергии движение, основанное на колючих мотивах и жесткой политональной вертикали, образуемой пластовой полифонией. Невольно вспоминается опыт урбанистических опусов Онеггера («Пасифик-231», «Регби»), Такова первая часть Литургической симфонии (Allegro marcato) с главной темой, состоящей из нескольких резких энергичных мотивов, каждый из которых «врезается в слух» (Б. М. Ярустовский). Как и у Шостаковича, такого рода колючая моторика служит средством изображения «злых сил». Сходны и приемы инструментовки с пронзительными трелями флейт и захлебывающимися сигналами медных инструментов.
Симфония вызывает, однако, аналогии не только с Шостаковичем, но также с Малером и Чайковским. Сходство с Малером проявляется в характере плакатной контрастности тематизма, в приемах развития, в оркестре. Оркестр Литургической — тройной с фортепиано и тамтамом, но без арф, столь обычных для партитур французских композиторов.
Adagio симфонии — это траурное lamento. Напомним ее название: «De profundis clamavi» — «Из бездны взываю». Поистине, из глубины бездны взывает о помощи раздавленный человек! «Шаги» аккордов в партии фортепиано создают иллюзию траурного шествия, патетичны речитативы меди на фоне льющейся кантилены струнных. Патетика придает почти баховское величие Adagio, заставляя говорить о его трагедийной сущности. И в конце как катарсис возникает «птичья песня» — песня надежды. Ее поет солирующая флейта на фоне затухающего хорала засурдиненной меди:
Третья часть снова возвращает нас к устрашающим образам первой. Это рондо, в котором рефреном является зловещий марш роботов. Музыка части гиньольно гротескова, ее бездушность заставляет вспомнить урбанистическую моторику. «Что я хотел выразить в начале третьей части, это поход коллективной глупости. Я изобрел тяжеловесный марш, для которого умышленно выковал идиотскую тему». Этот «марш роботов», по словам Онеггера, символизирует «войну, милитаризм, превращение человека в раба, слепого и глухого». По образному содержанию третья часть очень близка к эпизоду нашествия из Седьмой симфонии Шостаковича. Близость этих двух симфоний сказывается и в драматургии — в нагнетаемой до исступления динамике нарастания, приводящего к кульминации (у Онеггера — в самом конце репризы, завершающейся шестью ударами диссонирующего аккордового комплекса оркестрового tutti, forte fortissimo). Удивительная кода — лучезарный, завораживающий хорал в темпе Adagio. Вновь в нем проходит «птичья» тема флейты, которой отвечает мотив из «De profundis» у солирующей скрипки в «невесомой» звучности флажолетов. Каденция скрипки, как и тема флейты, почти дословно повторяет темы любви и мечты Жанны д'Арк.