Эстетические взгляды Стравинского (окончание)
Глава №42 книги «История зарубежной музыки — 6»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюКатегория «порядка» — одна из важнейших эстетических категорий в эстетике Стравинского. «Мы живем во время, когда человеческое бытие испытывает глубокие потрясения.
Современный человек утрачивает понятие и чувство устойчивости, смысл отношений». На долю художника выпадает задача возродить и упрочить утраченные устойчивость, смысл отношений, восстановить «порядок». Поэтому Стравинский выступает против капризов вкуса, интеллектуальной анархии в творчестве как романтиков (Вагнера, раннего Р. Штрауса), так и некоторых его современников. Эта устремленность к порядку, устойчивости, равновесию не сделала его невосприимчивым к отражению конфликтных сторон жизненных явлений, однако она, присутствуя в его творчестве как важная общая установка, служила строжайшим эстетическим фильтром, подчиненным культу «порядка».
Освещая проблему времени, рассматриваемого Стравинским в двух аспектах — онтологическом и психологическом, он выводит два типа творчества: «Музыка, основанная на онтологическом времени, подчиняется принципу подобия. Та, что сопряжена с психологическим временем, предпочитает развиваться на контрастах». Естественно, что он безоговорочно выступает за первый принцип, утверждая его приоритет для своего творческого метода, базирующегося на вариантно-остинатных построениях и выявляющего их внутреннюю динамику, тогда как принцип контраста направлен на выявление открытой конфликтности.
Особо следует остановиться на понимании Стравинским традиции. Он рассматривает ее не как нечто неподвижное, застылое, а как находящееся в развитии, движении. «Традиция — понятие родовое; она не просто „передается" от отцов к детям, но претерпевает жизненный процесс: рождается, растет, достигает зрелости, идет на спад и, бывает, возрождается. <...> Однако, — добавляет он, — ...художник чувствует свое „наследство" как хватку очень крепких щипцов». Таким пониманием традиции можно объяснить многое в творчестве Стравинского как «русского», так и неоклассицистского периода. Для него главное — это активность отношения к традиции. В русский период именно такая активность помогла ему преодолеть академизм беляевской школы, вырваться из тех тисков, в которых оказались многие талантливые ученики Римского-Корсакова.
В этой связи надо сказать об отношении Стравинского к «Могучей кучке» и беляевской школе. В «Хронике» он с непостижимой резкостью высказался о группе «Пяти». Но это высказывание следует отнести к числу неудачных и парадоксальных. Мы уже многократно отмечали то, чем творчество автора «Весны священной» обязано Римскому-Корсакову. В музыке другого великого кучкиста — Мусоргского Стравинский ценил «гениальную интуицию» и считал его вокальную музыку лучшим из всего, что создано русской школой.
Такое же активное отношение к традиции в высшей степени свойственно Стравинскому в неоклассицистский период. В работе с моделями он обогащает, а не упрощает свой стиль. Эта работа не сводится к стилизации — воспроизведению или копированию признаков исходной модели. Она содержит интенсивно преобразующее начало и ведет к творческому акту, в основе которого лежит воспроизведение отдельных черт модели, но сам художественный результат принадлежит всецело Стравинскому, принципам его стиля, его времени.
Стравинский отрицательно относился ко всякой предвзятости в выборе стилевой манеры. Это подтверждается следующим его высказыванием: «Хотя я интересовался вопросами музыкальных манер всю свою жизнь, я все же не могу сказать точно, чем именно они определяются. Вероятно, это объясняется тем, что они не предшествуют сочинению, но составляют сущность творческого акта... <...> Могу лишь сказать, что моя манера вытекает из моих личных взаимоотношений с музыкальным материалом. <...> Через материал я открываю свои законы».
И наконец, о том, что можно назвать основным в наследстве Стравинского и что он называл «хваткой крепких щипцов». Это — русское происхождение его искусства, его корневая связь с национальными традициями, самая непосредственная в «русском» периоде и опосредованная после него. Она проявляется в том, что можно назвать русскими чертами мышления. Композитор признавался в этом так: «Я всю жизнь по-русски говорю, по-русски думаю, у меня слог русский. Может быть, в моей музыке это не сразу видно, но это заложено в ней, это в ее скрытой природе».