Прокофьев. Десять пьес для фортепиано, Op. 12
30.08.2014 в 17:30.
Небольшие фортепианные пьесы, созданные Сергеем Сергеевичем Прокофьевым с 1906 года по 1913, композитор объединил в цикл Десять пьес Op. 12 Миниатюры эти разнообразны по образному содержанию, но при всей индивидуальности каждой из пьес они имеют общие черты. В них проявляются самобытные прокофьевские черты, которые в этот период находились в стадии становления, но композиторская индивидуальность уже очевидна. Творческий поиск Прокофьева сочетает поиск новых средств музыкальной выразительности и следование традициям.
В Десяти пьесах впервые проявляется интерес композитора к музыкальным традициям классицизма, но при воплощении их композитор не идет по пути прямой стилизации форм и выразительных средств XVII-XVIII столетий – черты музыки того времени преломляются через призму современности, традиционные формы насыщаются интонациями и гармоническими средствами эпохи, в которой жил и творил Прокофьев (впрочем, даже для его времени эти средства зачастую казались новыми). Эта линия прокофьевского творчества продолжится в Классической симфонии, некоторых сценах балетов «Ромео и Джульетта» и «Золушка», менуэте из фортепианной Сонаты № 8 и других произведениях, но начиналась она именно в Десяти пьесах. Здесь интерес к музыке прошлого находит выражение и в фактуре, и в жанровой основе многих пьес.
Открывается цикл «Маршем». Этот жанр очень привлекал Прокофьева в детские годы – среди пьес, написанных им в то время, было полтора десятка маршей, и первая из Десяти пьес представляет собой переработку одной из ранних пьес, «Песенки». Простая диатоничная тема снабжена обозначением dolce (нежно), но ее сопровождают жесткие гармонии. Темп постепенно ускоряется, четверти сменяются восьмыми.
Первоначальный вариант второй пьесы – «Гавота» – был создан в 1908 г., когда Прокофьев обучался у Анатолия Лядова, но впоследствии пьеса подверглась переработке. «Гавот» отличается изяществом, гармонические жесткости используются очень скромно.
Следующая пьеса – «Ригодон» – тоже основана на старинном танцевальном жанре. Но в архаической форме воплощается характерная для Прокофьева ироничность и даже шутливость. Как отмечает Борис Асафьев, «Ригодон» не является простой стилизацией – это «совсем новое содержание, влитое в форму старинного танца».
Весьма интересная пьеса – «Мазурка». Используя жанр, ставший традиционным со времен Фредерика Шопена, Прокофьев смело экспериментирует с гармонией, выстраивая квартовые аккорды. Благодаря этому пьеса выглядит настолько необычной даже для современного слушателя, что вне цикла «Мазурка» исполняется крайне редко.
«Каприччо» – очень изящная пьеса, сочетающая в себе изысканность и иронический тон. На хроматическом фоне излагается мелодия, которая остается грациозной, несмотря на изломанность интонаций. Несмотря на разнообразие приемов, пьеса отличается единством стиля.
Лирико-эпическую «Легенду» сам Прокофьев особенно ценил. В ней есть нечто сказочное. Пьеса отличается мягкой, задумчивой лиричностью, композитор требует исполнять ее «просто» и «естественно». Примечательна изменчивость темпа – множество фермат, цезур, тщательно выписанных темповых отклонений.
Неоклассицистские тенденции проявляются – наряду с «Гавотом» и «Ригодоном» – в «Прелюде». Фактура пьесы прозрачна, но виртуозна, по этой причине пьеса любима педагогами-пианистами. Однако «Прелюд» прочно занял место не только в педагогическом, но и в концертном репертуаре – его исполняли Владимир Горовиц, Владимир Софроницкий и другие известные пианисты.
Еще один старинный танец – «Аллеманда». В ней композитор подчеркивает тяжеловесную степенность, которая сочетается с некоторой угловатостью. Характерно для старинной музыки и обилие орнаментации. Но типичные особенности старинного танца сочетаются с типичными чертами стиля Прокофьева – неожиданными синкопами, причудливым движением басового голоса, и это еще один пример насыщения старинной формы современным содержанием, что так часто будет встречаться у Прокофьева.
Пьесу «Юмористическое скерцо» Прокофьев снабдил пометкой «для четырех фаготов», которая отсылает не только к тембру конкретного инструмента, но и к строке из грибоедовского «Горя от ума», которая предпослана пьесе в качестве эпиграфа: «А тот – хрипун, удавленник фагот». Юмор этой пьесы кажется грубоватым. Звучание фагота предстает здесь в пародийном представлении, и эта пародийность во многом утрачивается, если пьесу действительно исполнять на фаготе – она сугубо пианистична.
Завершает цикл изящное «Скерцо» с прозрачной фактурой. В этой игривой пьесе в рамках размера 6/8 сопоставляется двухдольность и трехдольность, а legato чередуется с non legato.
Как справедливо отмечает Борис Асафьев, фортепианный цикл молодого композитора был одинаково далек «от формального академизма и от утонченностей и пряностей импрессионизма». В этих пьесах Прокофьев показал себя поистине самобытным творцом.