Примадонны тоже люди
14.06.2011 в 18:55.По сути дела правильнее было бы эти замечания автора поставить в конце книги и назвать послесловием. Задолго до того как он, автор, сел за свою пишущую машинку с намерением, воплотив в буквы и строчки, описать столь не поддающееся описанию явление, как поющие дамы, как порхающие звуки человеческого голоса, он много видел и слышал. Будучи на протяжении всей своей жизни горячим поклонником оперы и профессиональным музыкальным критиком, он имел ясное представление о большинстве современных великих певиц, а в тех случаях, когда зрение и слух были лишены живых впечатлений, им на помощь приходили радиопередачи и записи. Что же касается прошлого, то он, конечно, знал, кем были Каталани, Зонтаг, Шрёдер-Девриент, Линд, Патти, но вот его сведения о великой Фаустине Хассе-Бордони ограничивались краткой справкой, заимствованной из словаря, а о французской примадонне по имени Мопэн, рядом со скандальной биографией которой выходки Каллас кажутся безобидными шуточками воспитанницы пансиона для благородных девиц, он если и слышал когда-нибудь, то успел напрочь позабыть.
Поэтому работа над книгой превратилась в увлекательную и волнующую исследовательскую экспедицию по трем с половиной векам истории культуры в ее самом парадоксальном, непредсказуемом, даже авантюрном выражении. Ибо экспедиция эта вела в царство оперы и обретала особую прелесть благодаря тому, что шла по следам деятелей искусства, являвшихся женщинами и к тому же примадоннами.
Из тьмы столетий возникали фигуры певиц. Туманные поначалу, они постепенно обретали четкие формы и краски. На них были шитые золотом туалеты периода Возрождения, напудренные парики, юбки с кринолинами, рукава с пуфами, накидки в виде мешков наподобие современных. Они являлись мне в костюмах псевдогреческих героинь, кокетливых деревенских девушек с натуральными жемчугами на шее, полученными в подарок от их господ, дочерей германских богов с картонными щитами, от которых отнюдь не по-валгалльски разило клеем.
От этих костюмированных процессий отделялись женщины и рассказывали о своих человеческих судьбах. Одни из них, любящие, выше всего ставили жизнь, другие целиком отдавались искусству, были в их числе обманщицы и обманутые, скопидомки и мотовки, прелестницы и дурнушки, миллионерши, жившие в заработанных пением дворцах, и банкроты, закончившие жизнь в нищете, добропорядочные мещанки и мессалины, даже убийцы.
И помещение, в котором работал автор, пытаясь выяснить имя и положение участников этой запутанной женской комедии, начало наполняться голосами. Сирены манили к себе трелями неаполитанской колоратуры, напоминавшими щебетание птиц, ликуя брали верхнее си, волновали хрониста хорошо вышколенными низкими грудными голосами. С недоверием всматривались они через его плечо в лист бумаги, стараясь разглядеть, что отразилось в этом бумажном зеркале их славы.
В угоду общественному мнению принято считать, что примадонны капризны, тщеславны, деспотичны и любят жить в роскоши.
Им прощается то, что они устраивают дикие скандалы на потеху публике, загребают миллионы, «глупы как тенор», выражаясь театральным языком, выглядят как собственная мать, а при этом играют влюбленную девушку. Но все это при одном условии: петь они должны так замечательно, чтобы бессмыслица показалась разумной, а мука — благом, чтобы звуки человеческого голоса, этого самого чувствительного музыкального инструмента, в полной мере удовлетворяли нашу потребность в красоте и волшебстве.
«Тогда не включайте меня в вашу галерею, дайте мне спокойно удалиться, — слышу я нежный голосок Женни Линд. — Я никогда не была примадонной, театр с его ложным сиянием и греховными делами всегда был мне ненавистен. Не я ли в двадцать восемь лет добровольно ушла со сцены, чтобы никогда туда не возвращаться?».
Это правда, бесспорная правда. И тем не менее Женни Линд оставила за собой золотой след, и по сей день не стершийся.
«Примадонна, красивый голос, что за вздор!? — сверкнула на меня глазами Вильгельмина Шрёдер-Девриент. — Главное — воспроизвести на сцене сущность человека, чтобы зрители ощутили чудо перевоплощения. Куда деваются нарядные сладкоголосые куколки, когда раздается зов могучего духа Бетховена?»
Значит, эта дама, потрясавшая своими авантюрами целое столетие, вовсе не была настоящей примадонной?
«Скажу вам по секрету, — шепчет автору через плечо Генриетта Зонтаг, а точнее графиня Росси, — она просто недостаточно владела техникой пения, поэтому колоратуры ей не давались и, чтобы произвести впечатление на зрителей, ей приходилось лезть вон из кожи. А между тем актрисе подобает вести себя гармонично и достойно, это главное. Кстати сказать, я всегда была примадонной поневоле — моя семья неизменно значила для меня куда больше, чем сцена. Сами понимаете, графский титул обязывал вести подобающий образ жизни».
«Она первая в своем жанре, но жанр ее далеко не первый», — с самодовольным видом вмешивается великая Каталани, которая одного не может простить Зонтаг — та на четверть века моложе нее.
Тут раздается меццо-сопрано многоязычной Полины Виардо: «Что это вы там насочиняли — будто одна из главных отличительных черт примадонны то, что она «глупа как тенор»? Позволю себе не согласиться с вами. Возьмите, к примеру, хотя бы меня — я сочиняла песни и даже оперы, текст к которым писал не кто-нибудь, а сам Иван Тургенев. Неужели вы полагаете, что столь значительного человека можно привязать к себе на всю жизнь лишь тем, что немножко умеешь петь?»
«А передо мной, к слову сказать, склонялись короли и императоры, хотя никаких опер я не писала, — зазвучал звонкий голос Аделины Патти. — Зато я умела оперы петь. Но сейчас — увы! — век настоящего бельканто миновал».
Это утверждение, высказанное с неоспоримой категоричностью, вызвало бурю возмущения среди певиц последующих поколений. «Да не верьте вы ей! — воскликнула одна из наследниц Патти, считавшаяся королевой колоратуры. — Кто в конце концов может знать, как на самом деле пели Малибран и Зонтаг? А вот вы попробуйте сравнить мои записи с пластинками Патти, результат не вызывает у меня сомнений. А после этого потрудитесь объяснить — почему это Патти вы посвятили с десяток страниц, а обо мне не изволили написать и десяти строк?».
Смилуйтесь надо мной, высокочтимые дамы, пощадите! И без того трудную работу, эту муку выбора, вы делаете еще труднее! Тем не менее я, естественно, с огромным вниманием прислушиваюсь к вашим упрекам, вопросам и пожеланиям.
Прежде всего, нам следует условиться о главном: что такое «примадонна»? Это красивое мелодичное название (разве не ласкает ваш слух мимолетное «и» щебетом фиоритур, а раскатистое «о» типичным для барокко роскошным звучанием, составившим славу королевскому бельканто?) стало употребляться в Неаполе в начале восемнадцатого века. Поначалу оно обозначало не что иное как место актера в ряду исполнителей. «Прима донна» в буквальном переводе «первая дама» — это певица, которой была поручена главная роль, точно так же как «примо уомо» — первый мужчина на сцене (даже если он, кастрат, был мужчиной всего лишь наполовину). «Секонда донна» — «вторая дама» — была вынуждена довольствоваться второстепенными партиями. В царстве оперы существовал разумный и строгий табель о рангах.
Но позволительно ли говорить о строгости и разуме применительно к этому призрачному царству, состоящему из звуков, грима и расписанных маслом полотняных перегородок? Где рампу перехлестывает жар вдохновения, излучаемый сценой, а бал правят Эрос и Дионис, облачившиеся в костюмы поющих комедианток; где купающееся в роскоши общество без разбора делает своими кумирами, своими богинями то дам-патрицианок, владеющих голосом, то уличных девок; где в конечном итоге обаяние личности значит больше, чем место, занимаемое певицей согласно табели о рангах, и название «примадонна» с одной стороны становится таким же рядовым термином, как, скажем, «маэстро», а с другой все же продолжает обозначать ступеньку, ведущую к мировой славе; где наивысшее звание — «абсолютная примадонна» (primadonna assoluta) — то есть первая среди первых, говорит о размерах гонорара, получаемого звездой, и о биржевом курсе знаменитого имени!
Нет, говорить о разуме и логике по отношению к миру примадонн не совсем уместно. Корону королевы бельканто присуждали то скандальной особе, плохо справлявшейся с вокальной акробатикой, то, напротив, певице, достигшей в этом деле совершенства, то благовоспитанной респектабельной даме из придворных. Примадонна неизменно была созданием своей среды, явлением в высшей степени социальным. Ее положение в иерархии певиц — свидетельство не только ее высокого искусства, но и готовности общества пасть к ногам королев вокала.
Поэтому наша экспедиция в историю примадонн займется изучением культурно-исторической почвы, на которой они произрастали. Композиторы и меценаты, традиции и течения разных периодов времени в областях искусства и социологии станут предметом нашего пристального внимания. Это поможет нашим читателям понять, почему великим актерам прошлого на страницах нашей книги уделено больше места, чем их современным коллегам. Были в прошлом эпохи, благоприятствовавшие появлению примадонн, но были и такие, когда последние задыхались. Современная музыкальная сцена богата выдающимися исполнителями. Тем не менее это не меняет того обстоятельства, что в результате появления на сцене Карузо и вслед за ним других прославленных теноров, а также дирижеров-полубогов, в результате возникновения нивелирующего оперного производства, примадонна, лишившись своего уникального господствующего положения на сцене, была зажата в узкие рамки, в пределах которых довольно долго прозябала. Только с появлением Каллас она пережила великий расцвет.
Кончая свои предваряющие замечания, хочу подчеркнуть, что при выборе героинь повествования отдавал предпочтение тем из них, кто вносил в искусство нечто новое, нечто созидательное — недаром оригинал всегда ценится выше копии, — но важным критерием для меня были и их личные качества. Ведь примадонны — тоже люди. Их характеры, переживания, свойственный им дух соперничества, короче говоря — их судьбы и действия, запечатленные в суждениях и анекдотах современников, красноречивее всего прочего передают сущность оперы.
Как уже говорилось выше, история примадонн является неотъемлемой частью истории культуры, и отнюдь не самой скучной. Будучи продуктом своей эпохи и своего общества, примадонна, — даже если она находилась в конфликте с ними, — часто изменяла свой лик. Как правило, в основе ее натуры лежат чувственность, выражающаяся в звучании голоса или же в «вечно-женственном» начале, сильная эмоциональная реакция на окружающее и всепобедительная привлекательность. Но по сути дела «типичной примадонны» не существует. Да, ей бывают свойственны капризы, перемены настроения, непредсказуемые поступки, но ведь далеко не всегда. Наряду с бесшабашной Куццони существовала Бордони, дама до мозга костей, а параллельно с виртуозно владевшей бельканто Каталани — трагическая актриса Шрёдер-Девриент, не блиставшая вокальным мастерством; трон королевы бельканто занимала скромная Линд, презиравшая оперу, и самоуверенная Патти, нежная Тебальди и скандалистка Каллас. В результате складывается впечатление, что среди великих певиц стереотипы, соответствующие расхожему представлению о примадоннах, находятся в меньшинстве по сравнению с банальными обывательницами.
«Есть люди, которые хотят читать о музыке — и больше ни о чем. Умершие примадонны представляют для них больший интерес, чем святые», — пишет Корно ди Бассето в предисловии к своему трехтомному критическому труду о музыке. Подлинное имя автора — Г. Б. Шоу. Хотелось бы, чтобы его слова оказались справедливыми и по отношению к читателям этой книги.