Дневник моих песен (продолжение)
Глава №91 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержанию13 сентября 1956
Дода Конрад попросил у меня романс в честь 80-летия его матери Марии Фрейнд, Без колебании я снимаю с книжной полки «Бестиарий» Аполлинера, ибо именно Мария Фрейнд установила серьезный стиль исполнения моего «Бестиария», единственный соответствующий ему. И так как время подгрызает нашу жизнь подобно мыши, я положил на музыку «Мышь» Аполлинера. И сразу меня охватила меланхолия, как в двадцать лет, и мне почудилось, что я снова в Йон-сюр-Сен, где я был пехотинцем в 1919-м. Кажется, моя «Мышка» довольно миленькая.
20 сентября
«Облако». Когда год назад одна приятельница прислала мне это стихотворение, напечатанное на машинке и без имени автора, я немедленно отложил его в сторону на случай, если... И теперь, с истинным удовольствием, я только что положил его на музыку, найдя в нем множество тонких созвучий. Целый каскад модуляций подчеркивает — Как найти мне отца его унесенного ветром - как собрать слезы матери чтоб назвать его имя - чем слегка напоминает «Забытый вальс» Листа, должно быть потому, что последние дни я несколько раз слушал старую, божественную запись Горовица. Два года назад я думал, что больше никогда не буду писать песен, но решительно — я неисправим. Вкус к этого рода музыке, говорят, прошел. Тем хуже. Но живы Шуберт, Шуман, Мусоргский, Шабрие, Дебюсси и многие другие.
20 октября 1956
«Кто лучше всех вас пел?» — спросил меня недавно один молодой американский баритон. Назову без колебаний: Жанна Батори — мои ранние песни, Мария Фрейнд и Клэр Круаза — «Бестиарий», Сюзанн Пеньо — «Арии» Мореаса и «Пять стихотворений Макса Жакоба», Сюзанн Балгерн — «Обручение в шутку», Мадлен Грей (и что парадоксально — часто именно песни, наименее ей подходившие) и Жерар Сузей — «Молитесь о мире», «Портрет», и что касается всех остальных, разумеется, Пьер Бернак.
28 ноября 1956, Берлин
Сегодня утром я задал себе вопрос, как объяснить немецкому критику «пригородную» сторону моей музыки, когда, гуляя с ним по улицам Берлина, я вдруг заметил в витрине книжного магазина большую репродукцию прославленной картины Дюфи «Лодочники у берега Марны». «Посмотрите, — сказал я, — вот это и есть моя ножанская музыка». Кстати, я всегда думал, что у Дюфи и у меня есть немало точек соприкосновения.
Май 1959
Вчера вечером я в последний раз вышел на сцену вместе с Бернаком. Пел он лучше, чем когда-либо на этом концерте в зале Гаво, устроенном по случаю моего шестидесятилетия... Публика устроила «триумф» этому образцовому артисту. У меня немножко дрожали пальцы, когда я начал «Труд художника». Потом я взял себя в руки. Как печально, что наступил конец нашему братскому союзу.