Жорж Бизе
Глава №108 книги «Путеводитель по операм — 2»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюОтец композитора носил громкое имя — Александр-Цезарь, но был обладателем весьма мирной профессии: учителем пения. Все старания он прилагал к тому, чтобы сделать из Жоржа хорошего музыканта. Девяти лет мальчик поступает в Парижскую консерваторию. Бизе слушает два курса — фортепьяно, которое ему преподает Мармонталь, и элементы композиции у Циммерманна. Одиннадцати лет мальчик получает первую награду как лучший ученик по сольфеджио. Через два года Бизе присуждают звание лучшего пианиста консерватории.
1854, 1855, 1856, 1857 — годы бесконечных триумфов юного музыканта. Вслед за званием лучшего контрапунктиста и выдающегося органиста Бизе получает Римскую премию второй степени. Девятнадцатилетний юноша участвует в конкурсе на сочинение одноактной оперетты, объявленном Жаком Оффенбахом, и одерживает победу и здесь. Вскоре Бизе получает большую Римскую премию, которая дает ему право на два года учебы в Италии и год — в Германии.
Юного жителя виллы Медичи, — здесь размещали лауреатов Римской премии, — захватывают удивительные впечатления. Не только Россини и Верди, Беллини и Доницетти, не только бессмертные произведения Габриэли, Палестрины, Кариссими, звучащие в соборе святого Петра, но и сама природа, великолепный город, его живопись и скульптура, — все это, пожалуй, воздействует на воображение Бизе не меньше, чем великие мастера итальянской музыки.
Юный музыкант, хотя и признает гений Верди (в одном из писем к родителям он пространно описывает свою духовную встречу, близость к Верди), но тем не менее избирает для себя образцом Моцарта.
Бизе снова во Франции. Горькая судьба, свойственная рано развившимся талантам, не обходит и его. После первых успехов ему приходится теперь познакомиться с тяготами будничной жизни.
Композитор работает над одноактной музыкальной пьесой «Гузла Эмира». Это своего рода экзамен, подтверждение того, что Римская премия была вручена ему по заслугам, но партитуру приходится то и дело откладывать. Поиски куска хлеба оттесняют творчество на второй план. Бизе перебивается сочинением музыки по случаю, инструментовкой танцевальной музыки, получая за все это очень скудную плату. А ведь не только его бывшие педагоги и коллеги-музыканты, но и публика ждет, когда же представится им публично недавно вернувшийся на родину лауреат Римской премии. 11 января 1863 года Бизе выступает перед публикой в одном из концертов Паделупа с оркестровым скерцо. Премьера приносит не много радости. Свист, шиканье, разносная критика дают композитору понять, что безоблачная юность кончилась. Одни клеймят его вагнерианцем, другие с кислой миной констатируют, что гармонии, мелодии, формы Бизе заимствованы из вторых рук, что все это было уже сказано Шуманом, Мендельсоном, Верди, Доницетти, Россини, притом в более удачном, более оригинальном изложении, а главное, десятилетиями раньше.
Спустя несколько недель скерцо исполняется снова на воскресном утреннике для молодежи. Вместо провала приходит большой успех. То, что старикам казалось ужасным, звучало интересно для юного поколения.
В 25 лет композитор предстает перед публикой с первым, настоящим шедевром — оперой «Искатели жемчуга». И вновь раздаются прежние обвинения: «эпигон Вагнера» и «ловкий подражатель»!
Молодой композитор не может не слышать все более громкой критики. Волей-неволей он должен поставить перед собой вопрос: действительно ли он идет по проторенным тропам? Может быть, и вправду он не может освободиться от немецко-итальянской романтики и шаблонов французской оперной сцены начала века?!
В эти трудные, полные мук мгновения Гуно пишет ему замечательное письмо:
«Иди своим путем, сын мой. В этом единственная возможность обрести сегодня полное одиночество, чтобы завтра достичь того, о чем мечтает каждый художник: вокруг тебя столпится весь мир!»
Решимости у Бизе больше чем достаточно. Но он еще не настолько зрел, чтобы осуществить свои намерения. Он задумывает новую оперу: «Иван Грозный». В оркестре, хорах, во взволнованной декламации героев, в широко развернутых ариях слышен отзвук гения Верди. Сам Бизе первым замечает, что попал в тупик. Прежде чем театр, публика, критика сказали свое мнение, автор выносит себе приговор: уничтожает рукопись.
Медленно, но верно перед ним открываются новые перспективы. Однажды к нему является музыкант-любитель Эдмон Галабер, пожелавший учиться композиции. Провинциальный молодой человек столь остроумен, столь умен в своих письмах к Бизе, что тот не в силах противиться. Правда, композитора из Галабера не получается, но в процессе преподавания у Бизе выкристаллизовываются в систему его взгляды и, в значительной мере благодаря Галаберу, Бизе — еще до создания своих великих произведений — подходит к важнейшей вехе своего творческого пути: начинает понимать, какими силами он располагает. Переписка с Галамбером недвусмысленно свидетельствует о том, что Бизе — истинный француз, причем не парижанин, а француз-южанин, темпераментный, влюбленный в красоту, в солнечный свет, в кристально чистые формы, стремящийся к полнокровным, стихийным страстям. В одном из своих писем к Галаберу он взрывается в ответ на резонерство друга:
«Вперед, мой друг! Не жалей искреннего пафоса. Избегай сухости и не пугайся близости чувственной красоты. Думай всегда о Моцарте. Изучай его неустанно. Вооружись прелестью «Дон-Жуана», «Свадьбы Фигаро», «Волшебной флейты» и «Все они так вы». Да здравствуют, да здравствуют, тысячу раз да здравствуют солнечный свет и любовь!»
28 декабря 1867 года новая премьера: на сцене «Театр лирик» поставлена опера Бизе «Пертская красавица». Бизе прислушивается не столько к официальной критике, сколько к одному из наиболее замечательных музыкантов эпохи, Эрнесту Рейеру. А мнение того весьма недвусмысленно:
«После «Искателей жемчуга» «Пертская красавица» означает скорее шаг назад, чем прогресс. В партиях витает дух Гуно, Обера, Адана и та нездоровая традиция, которая влияла на целый ряд мастеров XVIII—-XIX веков: чрезмерное внимание к требованиям примадонны».
Бизе еще не исполнилось 30 лет, а за плечами у него уже длинный ряд полууспехов, полуначинаний, начатые, но отложенные из-за отсутствия настроения партитуры опер «Паризина», «Дон Прокопио» (эксперименты с оперой на итальянский лад), «Эсмеральда», «Дон- Кихот» (либретто по мотивам Гюго и Сервантеса). В ящиках его стола покоятся хоры на стихи Гомера, Горация, Ламартина, Виктора Гюго. Постоянно занимает мысли Бизе шкала оркестровых звучаний. Ждут исполнения симфонии, увертюры. Целый сборник фортепьянных пьес и превосходные песни на слова Катюль-Мендеса, Виктора Гюго, Ламартина, Готье, Ренара, Оливье, Роллана, Марселины Деборд-Вальмур. И все же Бизе чувствует: пути, о котором говорил в своем письме Гуно, он еще не нашел. Не нашел той тропинки, которая ведет к собственному стилю, голосу, восприятию жизни, к своему особому месту в искусстве.
В этот тяжелый, мучительный период Бизе обращается к инструменту, признанным большим мастером которого он был: он сочиняет ноктюрн и вариации для фортепьяно и кроме листовской и шумановской виртуозности (особенно в вариациях) показывает во всем блеске оригинальный, своеобразный колорит музыки, слепящие контрасты южных красок, захватывающий ритм и изощренную гармонию. Развертыванию таланта композитора способствует и счастливая семейная жизнь. Женой Бизе стала дочь всемирно известного композитора Галеви — Женевьева.
Но счастливые дни омрачаются грозным вихрем. 1870 год, франко-прусская война. Правда, Бизе находится не в Париже, а в городке Ле Везинэ, и ему не приходится испытать всех ужасов осады. Но как истинного француза, его глубоко потрясает жестокое, грубое насилие, которое применяют немцы к побежденным французам.
В мае 1872 года Бизе вновь появляется в Париже, а его произведение исполняется на сцене. Речь идет об опере «Джамиле», написанной на текст Луи Галле. Опера была встречена холодно, и после пяти спектаклей ее снимают с репертуара. Но Эрнест Рейер, который еще совсем недавно упрекал композитора в недостаточной смелости, в привязанности к традициям, теперь с восхищением высказывается об огромном пути вперед, который проделал Жорж Бизе после премьеры «Пертской красавицы». С остроумием, достойным француза, он констатирует: «Для нас гораздо интереснее такой композитор, который идет вперед, пусть даже спотыкаясь, чем тот, который шагает гладко, безошибочно, элегантно, но назад».
Бизе чувствует, что после двух десятилетий экспериментов он, наконец, нашел самого себя. Поэтому он с радостью соглашается на просьбу директора «Театр де водевиль», Карвальо, написать музыку к драме Альфонса Доде «Арлезианка». Этот заказ был столь необычен, что о нем следует сказать несколько слов. Дело в том, что Карвальо разрешил композитору составить оркестр из 26 человек. Визе просит две флейты, гобой, кларнет, два фагота, саксофон, тимпан и рояль. Кроме того он вводит струнный квинтет (первая и вторая скрипки, альт, виолончель, контрабас). Это был необычно смело составленный оркестр. Результаты превзошли все ожидания.
Пьесу Доде уже давно забыли даже театралы, а музыка к «Арлезианке» блистает и по сей день.
В год премьеры «Арлезианки» Бизе публикует восхитительные «Детские игры»: двенадцать частей, двенадцать блестящих картинок. Это не слащавый, чувствительный лжеромантизм, а подлинный шедевр, который по заслугам занимает место в одном ряду с такими бессмертными произведениями, как «К Элизе» Бетховена, «Детские сценки» Шумана, «Детская» Мусоргского. Лучшие части этого произведения, написанного для фортепьяно в четыре руки, позднее сам Бизе переложил для оркестра.
И, наконец, 3 марта 1873 года французская публика увидела одно из выдающихся творений XIX века — оперу Бизе «Кармен». Критика совершенно не поняла этого замечательного произведения. Некоторые расценивали драму Хозе и Кармен как нравственное заблуждение; ведь оба они принадлежат к слоям общества, жизнь и мораль которых полностью выходит за пределы горизонта театрального зрителя того времени. Музыка оперы также нашла немало противников. Знатоки, привыкшие к «тонким манерам» в мелодиях и инструментовке парижской Оперы, вздрогнули, услышав чуть ли не до грубости энергичные ритмы и напевы. А те, кто ожидали увидеть на сцене оперного театра стальные кольчуги, фраки в стиле рококо, копья, палаши или, по крайней мере, напудренные парики, юбки колоколом или кружевные веера, с возмущением взирали на девушек-работниц, бродяг, простых солдат и завсегдатаев таверны.
Провал? Пожалуй, этого сказать нельзя. Опера «Кармен» уже прошла тридцать раз, а мадам Галли-Марье, исполнявшая роль главной героини, изо дня в день пользовалась бурным успехом у зрителей галерки, некоторые особо выделяющиеся мелодии уже начали завоевывать не только знатоков музыки, но и улицу, а профессионалы тем временем все еще спорили: долговечна ли ценность «Кармен» или это просто мыльный пузырь, который на несколько мгновений ослепляет своей красотой, а потом бесследно исчезает. Итак, вряд ли можно говорить о провале. Тем не менее Бизе до глубины души был потрясен странным приемом, оказанным опере. Он совершенно отчетливо понимал, что создал шедевр, и хотя он не мог бы сформулировать этого с литературной точностью, все же сознавал, что «Кармен» открывает новую главу в истории оперы: на сцену пришел безымянный, незаметный человек. Некто с улицы! Перед суфлерской будкой разыгрывается будничная трагедия, без элегантных костюмов, плащей, рыцарских шлемов и метущих пол королевских мантий. Бизе чувствовал, что в потоке немецкой музыки, точнее, «вагнеризма», заливающем все и вся, партитура «Кармен» являет классически сжатые формы, полнокровный, чистый луч Средиземноморья. В противовес полумраку, расплывчатости, мистике. пустому философствованию вагнеровских эпигонов «Кармен» повествует о человеке. О человеке, который любит, ненавидит, целует и, коль злая судьба толкает его на это, убивает!
Композитор был потрясен прохладным, неопределенным, свидетельствующим о непонимании приеме его оперы. Он покидает Париж. Вместе с женой, стремясь найти отдых, успокоение, он едет в Буживаль.
Первого июня 1875 года с ним случился сердечный припадок. На другой день приступ повторился. Через несколько часов Бизе не стало.
Он прожил всего лишь 37 лет.
В качестве некролога теперь уже можно было написать все, что замалчивали в течение жизни композитора. Теперь уже можно было сказать, что «Искатели жемчуга» вобрали в себя лучшие французские мелодии, что «Арлезианка», наряду с произведениями Берлиоза, является оригинальнейшей французской симфонической музыкой, что автор «Джамиле» вернее всех воспроизводил в музыке красочность Востока, что «Кармен» на сцене, в мире иллюзий, воспевала истину и справедливость.
Спустя некоторое время после похорон Бизе одна из провинциальных трупп ставит «Кармен», причем спектакль сопровождается громким успехом. После этого шедевр Бизе обходит все музыкальные театры Европы.