Пуленк. Оперы, духовные и инструментальные произведения 40—60-х годов
Глава №90 книги «История зарубежной музыки — 6»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюОсвобождение и конец войны принесли не только радость возвращения к мирной жизни, но и боль невосполнимых утрат. Об этом говорят некоторые уже упоминавшиеся сочинения. К ним можно добавить и Три песни на стихи Гарсиа Лорки (1946). Но даже в эти годы неистребимый жизнерадостный дух, свойственный Пуленку, не раз заявлял о себе с достаточной силой. Он нашел выражение в созданной непосредственно после «Лика человеческого» опере-буффонаде «Груди Тирезия» (1944).
Названная опера — одна из вспышек галльского остроумия. Среди комедийных и гротесковых ситуаций, фривольно-фарсовых происшествий на острове Занзибар Пуленк умудряется воспеть любимый Париж, то грустящий, то веселящийся. «Груди Тирезия» — еще одна дань Аполлинеру и теперь уже далеким воспоминаниям о дерзком озорстве и беспечном веселье 20-х годов. Гротесковый фарс Аполлинера, сочиненный много лет назад, заключает призыв к французским мужчинам увеличить деторождение, а к женщинам — побольше думать о детях и поменьше о своей общественной эмансипации. «Я испытываю особую слабость к „Грудям Тирезия", — сказал в 1953 году Пуленк. — Признаюсь, что предпочитаю эту оперу всему, что я до нее написал. Если когда-нибудь захотят получить представление о сложности моей творческой личности, то смогут совершенно ясно увидеть одинаково мне присущее и в „Грудях", и в "Stabat Mater"». Не симптоматично ли это демонстративное сопоставление заразительно веселой комедии, полной нелепых преувеличений, сверкающей музыкальными парадоксами, — и проникновенных духовных песнопений, повествующих о скорбящей Богоматери?
В «Грудях Тирезия» Пуленк показал себя блестящим мастером жанра комической оперы, создав виртуозные арии, стремительные речитативы, разнообразные ансамбли и хоры, развернутые финалы. Инструментовка изобилует остроумными штрихами, она легка, прозрачна, комедийна в лучшем смысле слова. Пуленк создал шедевр в традиционно французском музыкально-театральном жанре, показав себя достойным наследником Бизе, Шабрие и Равеля.
Следующие две оперы Пуленка — «Диалоги кармелиток» и «Человеческий голос» — резко контрастны первой. Если фарс «Груди Тирезия» представляет, условно говоря, «фривольно-юмористическую» линию, то опера «Диалоги кармелиток» составляет звено в цикле философски-религиозных сочинений композитора, а психологическая монодрама «Человеческий голос» близка к наиболее проникновенным страницам его вокальной лирики.
Либретто «Диалогов кармелиток» (1956) основано на драме и киносценарии Ж. Бернаноса, пылкого неокатолика, писавшего сценарии по заказу Ватикана. В ней безвинные монахини-кармелитки идут на казнь, к которой их приговорили якобинцы. Краски Бернаноса предельно резки: черные — для революции и ее деятелей, белоснежные — для жертв революции, аристократов и монахинь. И Пуленк не спорит с этой схематической альтернативой. По всей видимости, в данном сюжете его привлекла возможность воспеть служение возвышенной идее, способной вдохновить на подвиг людей разного склада, даже юных и робких, которые, однако, нашли в себе силы, чтобы преодолеть страх смерти (таковы молодая монахиня Бланш и ее подруги). Пуленк воспринял волнующую ситуацию в отвлеченно-гуманистическом плане, как бы абстрагируясь от ее конкретных социально-исторических мотивов.
Опера строится на мелодическом речитативе, монологах, диалогах и хорах; ансамбли в ней отсутствуют. В произведении есть длинноты и сравнительно слабые места, но большая часть его музыки очень выразительна и не может не трогать глубокой человечностью. «Диалоги кармелиток» с успехом обошли многие сцены Европы.
Третья опера Пуленка, «Человеческий голос» (1958), — музыкальная трагедия по одноименной монодраме Кокто, созданной почти тридцатью годами ранее. Тонкий психолог, Пуленк показывает себя здесь поэтом женской души. Обыденный случай из повседневной жизни — историю женщины, отвергнутой возлюбленным, — он поднимает до уровня возвышенной лирической драмы. Вся опера строится в виде громадного монолога героини, ведущей разговор по телефону с невидимым собеседником. Поэтизируя чувства своей героини, автор с редкой непосредственностью, психологической точностью и выразительной силой передает все нюансы этой человеческой трагедии.
В послевоенные годы творчество Пуленка не ограничивается упомянутыми операми. Излюбленной формой самовыражения композитора остаются вокальные миниатюры, но возникают и новые хоровые сочинения религиозного содержания. Среди них наиболее значительны «Stabat Mater» (1950), «Gloria» (1959), Лауды святого Антония Падуанского для мужского хора a cappella (1959) и цикл «Семь слов на кресте» для сопрано соло, смешанного хора и оркестра (1961). Появляются также новые инструментальные произведения: в 1947 году — Симфониетта, в 1949-м — Концерт для фортепиано с оркестром, последняя дань парижскому «уличному» фольклору, в 1953-м — Соната для двух фортепиано, содержащая страницы прочувствованной идиллической лирики, улыбчивой и вместе с тем печальной.
«Stabat Mater» для сопрано, смешанного хора и оркестра — одно из наиболее проникновенных и возвышенных хоровых творений композитора, оно поражает чистой красотой и трогательной выразительностью мелодии. Здесь Пуленк достигает удивительной внутренней гармонии, редкого равновесия между голосами хора и мягкой звучностью оркестра. В прозрачную звуковую ткань выразительно включено парящее над ней солирующее сопрано.
Последние годы жизни Пуленка (он умер 30 января 1963 года) отмечены созданием драматического монолога с оркестром «Дама из Монте-Карло» и упомянутого монументального цикла «Семь слов на кресте». В 1962 году появились две сонаты, которым было суждено стать лебединой песнью их автора: для гобоя и фортепиано, дань памяти Сергея Прокофьева, и для кларнета и фортепиано — великолепное по мастерству и драматизму сочинение, посвященное Артюру Онеггеру.
В поздние годы Пуленк запечатлел свои мысли о музыке и музыкантах в беседах, предназначенных для передач по радио, но превратившихся в содержательные книги, которые отличаются удивительной живостью, непосредственностью и изяществом стиля. Ему принадлежит также монография, посвященная Э. Шабрие.
Со свойственной ему скромностью Пуленк утверждал, будто по своим вкусам он эклектик. Это вряд ли справедливо, ибо перед нами — вполне оригинальный художник, которого можно было бы назвать «самым французским» из всех его современников — композиторов.