Национальное событие

Глава №84 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»

К предыдущей главе       К следующей главе       К содержанию

Репетиции начались 3 мая 1946 года. Музыканты, хорошо знавшие Тосканини по прежним встречам, убедились, что его требовательность с годами не уменьшилась. Он бывал так же строг, добиваясь слитности звучания, согласованности всех инструментов, тонкости в нюансах.

«В королевской ложе, –– писал в одном своём очерке музыковед Франко Аббьяти, основатель ежемесячного журнала "Ла Скала", –– ещё работали позолотчики. Они покрывали сусальным золотом пышноволосые и полнотелые кариатиды. Рабочие скептически поглядывали на сцену, где собрался оркестр, и на пустой зал.

Музыканты снова и снова настраивали инструменты, после стольких волнений военных лет. Это походило на какой-то ритуал, на литургию. Позолотчики продолжали посматривать не слишком благосклонно. Когда внезапно оркестр утих, они увидели, как синьор с палочкой поднялся на подиум, и поняли, что вот-вот зазвучит музыка. Неизвестно ещё, что это будет за музыка, но посмотрим, посмотрим...

Позолотчики снова принялись за работу. И стали ждать. Краешком глаза они следили за оркестром, а ухом ловили глубокую тишину, что воцарилась в зале. И музыка зазвучала. Но это выглядело скорее намёком на музыку –– какие-то отрывки, кусочки, отдельные фразы, ноты, аккорды...

В королевской ложе разочаровались. И даже стали скучать. А тем временем на сцене творилось чудо. Синьор с палочкой — он тоже золотил, полировал, чеканил одного за другим своих сто Антеев, которые должны выдержать на плечах сотворённый храм искусства. Неувядаемый, неуёмный Геркулес действовал лишь палочкой –– тоненьким, но таким мощным рычагом, что он мог приподнять весь мир. Он сказал:

–– Вы ещё хорошие солдаты...

–– И велел умолкнуть скрипкам и деревянным, а потом начертил пальцами в воздухе какой-то волшебный иероглиф, похожий на радугу, который означал арпеджио арф.

Он сказал:

–– Нет, дорогие мои. Нужно петь, петь, петь, не играть. Петь всегда и каждую ноту подержать в сердце, и питать каждую кровью сердца. Это –– очень важно...

Синьор с палочкой — Тосканини.

Он долго и кропотливо трудился –– над оркестром и с оркестром. Наконец, он сказал замученным и возбуждённым музыкантам:

― Это скучно –– то, что я требую, но это необходимо, как необходим прочный фундамент для строящегося дома. Нужно идти снизу, понимаете, от подвала, стены которого должны быть прочными, чтобы всё было в порядке. И подниматься медленно, медленно, одним глазом глядя в небо, другим –– вниз... И для музыки тоже нужно иметь голову каменщика, как моя, –– квадратную.

Музыканты соглашались с ним, словно он говорил, что для музыки нужно иметь голову архангела. Ему поверили и рабочие в королевской ложе. Им понравился образ каменщика, возводящего ввысь –– камень за камнем –– крепкое здание: от прочного фундамента до крыши, касающейся облаков. Потому что Тосканини был именно таким. Каменщиком. Мастером, который прежде всего отмеривал и размеривал землю, где собирался закладывать фундамент, затем перетирал загрубевшими пальцами песок и известь, прежде чем смешивать их. И лишь потом становился архитектором».

Самуэль Хоцинов тоже писал об этом –– о том, что напоминание "Canta!" всегда звучало в устах Тосканини.

«"Canta!" — вечно умолял или требовал он от музыкантов и певцов и неотступно выслеживал мелодию в любом произведении, подобно тому, как охотник выслеживает дичь. Музыкальная архитектоника симфонической формы служила ему структурой, основанной на мелодической ткани.

Не только в вокале, но и в симфониях — от простых мелодий Гайдна и Моцарта до сложной мелодической фактуры, как в Четвёртой симфонии Сибелиуса, — всё звучало для него непрерывной песней. Даже большие композиторы иногда непреднамеренно прячут мелодическую непрерывность под наслоениями второстепенных звучаний; Тосканини обычно подавлял эти второстепенные детали до уровня, который позволял мелодии литься беспрерывно. В то же время патрицианское отвращение к сентиментальности удерживало его от придания мелодии показного блеска или преувеличенной страстности — как в симфонии, так и в опере».

Настал день открытия "Ла Скала" — 11 мая 1946 года. Задолго до начала праздничного концерта толпы миланцев заполнили площадь перед театром. Зал, украшенный по обычаю всех премьер живыми цветами, переполнен.

Партер, ложи, галерея еле вместили более трёх с половиной тысяч зрителей. В бывшей королевской ложе по приглашению Тосканини места заняли убелённые сединами музыканты из "Дома Верди", которые когда-то играли и пели под управлением великого дирижёра.

За сценой поставили несколько десятков стульев для рабочих и обслуживающего персонала театра. Они сидели за плотным задником и могли только слышать, что происходило на подмостках.

Оркестранты, облачённые в несколько поблекшие фраки, держали свои инструменты бережно, словно драгоценные фарфоровые вазы. Миланцы, не попавшие в театр, приготовились слушать концерт по радио.

Мэр города собирался произнести речь и распорядился исполнить национальный гимн. Тосканини воспротивился:

— Неужели вы не понимаете, что музыка Набукко скажет гораздо больше любого выступления! Момент будет более торжественным, если "Ла Скала" откроется так, словно ничего не происходило и театр никогда и не закрывался.

Мэр обиделся и уехал. Начался вечер ровно в 21 час (закончился в 23.45). Первые аплодисменты зрители адресовали великолепной люстре, сверкавшей тысячами огней. Она стала как бы символом возрождения театра.

Тосканини вышел к оркестру с дирижёрской палочкой, оплетённой трёхцветной лентой, повторяющей цвета итальянского флага. Публика разразилась нескончаемой овацией, которая разволновала маэстро, и он долго стоял, повернувшись к залу. Зрители, вскочив с мест, неистово выражали свою радость...

Маэстро дал вступление, и раздались торжественные аккорды молитвы из оперы Россини Моисей в Египте. А когда зазвучал знаменитый хор из Набукко Верди Лети же, мысль, на крыльях золотых, зал поднялся в единодушном порыве. Этот торжественный хор воспринимался как гимн борьбы, заменивший гимн официальный.

Музыка Верди, звучавшая под управлением Артуро Тосканини необычайно мощно, создавала атмосферу, похожую на времена Рисорджименто. Верди стал героем вечера. В первом отделении исполнили также увертюру к Сицилийской вечерне, Te Deum и сцены из Вильгельма Телля Россини.

В газете "Коррьере делла сера" об этом событии Франко Аббьяти писал:

«Когда зрители смогли нарушить молчание, они бесконечно аплодировали после каждого произведения. Тосканини, словно помолодевший, стройный, неутомимый, отвечал всем дружескими жестами и указывал на коллег, находящихся на сцене, которых собралось более трёхсот человек.

Публика, которую Маэстро хотел привести к вершинам духовного богатства, чтобы совместно насладиться им, ответила ему в самозабвенном братском порыве благодарности таким пылким единодушием, что экстаз дошёл до предела и превратился в бурю невероятных проявлений восторга и горячего, безграничного восхищения».

В концертном исполнении прозвучали III акт оперы Манон Леско Пуччини и Пролог к Мефистофелю Бойто. В концерте участвовали лучшие вокалисты, какие тогда находились в Италии, — Мафальда Фаверо, Рената Тебальди, Иоланда Гардино, Джованни Малипьеро, Джузеппе Несси, Мариано Стабиле, Танкреди Пазеро.

Открытие "Ла Скала" 11 мая 1946 года превратилось в национальное событие. Из театра концерт транслировался через репродукторы на площадь у Миланского собора, до предела заполненную народом, а также по радио на многие страны Европы и Америки — на весь мир.

14 мая 1946 года его с громадным успехом повторили.

По окончании концерта Артуро Тосканини ожидали на праздничном банкете, но дирижёр незаметно покинул театр: после такого творческого подъёма он не мог заниматься пустой болтовнёй в светском обществе, которое, по его мнению, "не поняло уроков прошедших лет".

О сайте. Ссылки. Belcanto.ru.
© 2004–2024 Проект Ивана Фёдорова