Стремление к совершенству

Однажды Тосканини, вспоминал очевидец, возвращаясь на лайнере после гастролей в Америке, включил приёмник и услышал Героическую симфонию Бетховена. Поначалу он только хмурился, но вскоре уже не мог сдерживать своих эмоций.

–– Что за негодяй берёт такие темпы! ― возмущался он.

К финалу симфонии маэстро, охваченный яростью, готов был выбросить приёмник за борт.

Но тут раздался спокойный голос диктора, сообщившего по-английски: "Вы прослушали запись оркестра "ЭнБиСи" под управлением Артуро Тосканини".

Возможно, это одна из легенд, каких немало ходило о великом дирижёре.

Принято считать, что маэстро никогда не ошибался ни в своих суждениях, настолько они были энциклопедичны и точны, ни в своей работе.

Но когда выдающийся виолончелист Григорий Пятигорский, спросил маэстро, не было ли в его практике случая, когда бы он не понял композитора, чьё произведение изучал, и потому трактовал бы его неверно, маэстро возбуждённо воскликнул:

–– А как же! Каждый раз, дирижируя одной и той же пьесой, я удивлялся, насколько же глуп я был, когда дирижировал ею в последний раз.

«С возрастом многие дирижёры приобретают склонность к некоторой эксцентричности исполнения, — писал Давид Иуэн, — а Тосканини, становясь старше, всё больше и больше требовал, чтобы совершенство исполнения заключалось в рабском следовании указаниям композитора.

Однажды, присутствуя на исполнении Пятой симфонии Бетховена в Нью-Йорке, которой дирижировал один его прославленный коллега, маэстро так вознегодовал из-за вольностей, какие тот позволял себе, что выбежал из ложи, бормоча про себя: "Vergogna! Vergogna! " Иногда у кого-то могла возникнуть мысль, будто Тосканини уклоняется от буквального следования партитуре. Некоторые дирижёры препирались с маэстро по поводу его темпов вступительных тактов Первой симфонии Брамса или II части Симфонии С-dur Шуберта, которые он исполнял гораздо быстрее, чем принято по традиции. Но неизменно, обращаясь для подтверждения своей правоты к партитурам, они обнаруживали, к своему большому изумлению, что прав Тосканини, а не традиция.

Например, в 1930 году в Байрёйте среди рьяных вагнеристов поднялось большое волнение, так как они заметили, что в увертюре к Тангейзеру Тосканини взял явно непривычный темп. Маэстро спокойно пригласил критиков к фортепиано и с помощью метронома доказал, что его темп абсолютно верен — именно такой, как его старательно обозначил Вагнер.

Очень многие незадачливые дирижёры в Байрёйте упорно изменяли первоначальные намерения Вагнера, и в результате создалась своего рода традиция, пока Тосканини со своим глубоким проникновением в партитуру и безошибочным пониманием замысла автора не уничтожил её совершенно.

Часто рассказывают, будто солдаты Наполеона, раненые на поле битвы, умирая, благословляли своего генерала. Не менее замечательно, по-моему, что оркестранты Тосканини, вынужденные играть под его управлением до полного физического и умственного изнеможения, предпочитают всё же работать с ним, чем с менее требовательным дирижёром, который из репетиций делает лишь забаву.

Один из скрипачей Нью-йоркского филармонического оркестра несколько лет назад, когда Тосканини стоял ещё во главе "Ла Скала", признавался мне, что хотя маэстро заставлял его работать до полусмерти, он несказанно обрадовался предложению поехать в Милан и играл бы там под его управлением без всякого вознаграждения, если б только великий дирижёр разрешил.

Пусть Тосканини самый строгий учитель, какого только знает музыка, и работа с ним требует всей энергии, какую может выдать исполнитель, но музыканты, зная его пламенную искренность, его неподдельную страсть к великим музыкальным произведениям и его гений, боготворят маэстро.

Но что, вероятно, особенно их трогает, — обезоруживающее смирение этого внешне неприметного человека. Мне вспоминается одна репетиция Девятой симфонии Бетховена, когда Тосканини кропотливо и неутомимо раскрывал душу произведения перед оркестром.

Своими искусными разъяснениями, как отдельные части сливаются в единое целое, тонкими оттенками и красками, какие он вносил в исполнение режущими взмахами своей палочки, придававшими произведению совершенно новое драматическое содержание, маэстро дал музыкантам оркестра (которые так часто и прежде играли эту симфонию) совершенно новое понимание сочинения.

Оркестранты, потрясённые тем, что благодаря волшебнику Тосканини они смогли совершенно по-иному увидеть великое произведение, по окончании репетиции встали как один человек и приветствовали дирижёра во всю силу своих лёгких.

Невысокий человек бешено жестикулировал, тщетно пытаясь умерить их пыл. Наконец, когда непосредственный взрыв восторга утих, он повернул измученное лицо к оркестру, и в его горящих глазах блестели слёзы.

— Прошу вас, прошу вас, — взывал он страдальческим голосом — Не делайте этого, не нужно. Вы же знаете, господа, это не я. Это Бетховен!»

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет