Годы фашизма

Глава №48 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»

К предыдущей главе       К следующей главе       К содержанию

Первые столкновения Тосканини с фашистами произошли ещё в начале 1923 года. Во время одного из представлений оперы Ильдебрандо Пиццетти Дебора и Иаэль в зал ворвались чернорубашечники и потребовали исполнить фашистский гимн Джовинецца (Юность (итал.).). Дирижёр заявил, что оркестр не знает подобной музыки, и покинул подиум. На следующий год, 21 апреля в День империи, объявленный Муссолини праздником, Тосканини предложили исполнить прартийный гимн перед началом спектакля. Дирижёр ответил:

–– "Ла Скала" не пивная — здесь не занимаются фашистской пропагандой. И не подумаю играть гимн с моим оркестром.

В этот же день, ещё через год, Тосканини назначил вечернюю репетицию, и театр вообще закрыли.

К концу 1925 года Муссолини окончательно сбросил с себя маску либерала и стал жесточайшим диктатором. Он ввёл чрезвычайные законы – "leggi fascistissime" (В высшей степени фашистские законы (итал.)), которые ликвидировали остатки конституционных прав. Все оппозиционные партии запрещались. В стране свирепствовали кровавые расправы. За антифашистскую деятельность расстреливали, бросали в тюрьмы, ссылали на далёкие острова. В эти страшные годы Тосканини открыто не подчинялся дуче. Муссолини приказал всюду, в том числе и в театрах, "украшать стены", вывешивая рядом с портретом короля и его собственные изображения. Маэстро отказался выполнить приказ. Дирижёр высмеивал претензии этого "пигмея с иезуитскими глазами" походить на Наполеона и на римских императоров. Тосканини называл чернорубашечников ворами, а дуче ― убийцей.

Муссолини и внешне походил на бандита. Коренастый, среднего роста, с грубыми, рублеными чертами лица, с тяжёлой бульдожьей челюстью. Надменный взгляд, высоко вскинутая голова и в каждом движении самолюбование, желание выглядеть величественным и монументальным.

Однако в "Ла Скала" фашистские законы теряли свою силу. Театр, словно какой-то невидимой границей, отделил себя от всего государства. Он остался островом свободы среди океана произвола. Муссолини легко мог расправиться с непокорным музыкантом, однако всемирная слава дирижёра была настолько велика, что дуче приходилось считаться с Тосканини. Диктатор опасался всенародного возмущения, подобного "делу Маттеотти", депутата парламента, убитого фашистами в 1924 году. Тогда Муссолини едва не лишился власти.

В 1926 году, когда Тосканини проводил генеральную репетицию Турандот, в Милан прибыл дуче. Мэр города пригласил его на премьеру оперы. Муссолини вскипел:

— Как вы смеете звать меня в "Ла Скала", пока там сидит этот бунтовщик Тосканини! Это бесстыдство держать человека, который противиться моему приказу: он не исполняет в День империи Джовинеццу! Или я –– или Тосканини!

Когда дирижёру передали слова дуче, он ответил:

–– Если хотите, чтобы прозвучала Джовинецца, соблаговолите пригласить кого-нибудь, кто продирижировал бы вам и Турандот.

По воспоминаниям Самюэля Хоцинова, в Нью-Йорке уже ходили слухи о столкновениях Тосканини с фашистами, и по заданию газеты "Нью-Йорк уорлд" он, музыкант-журналист, приехал в Милан разузнать обо всём подробнее.

«Зная о неприязни маэстро к представителям прессы, –– писал Хоцинов, ― я предусмотрительно заручился рекомендательным письмом одного из нью-йоркских друзей Тосканини. Письмо это, обёрнутое в стодолларовую бумажку, я вручил швейцару дома по виа Дурини, 20, –– дома маэстро, построенного в XVII веке и находящегося в самом сердце Милана.

Меня провели в музыкальную гостиную, обставленную в викторианском стиле, увешанную множеством полотен той же эпохи в богатых позолоченных рамах, украшенную бронзовыми бюстами Джузеппе Верди, Джакомо Пуччини и Альфредо Каталани; в чёрных витринах я увидел посмертные гипсовые маски Бетховена и Верди.

Спустя несколько минут появился маэстро, тепло пожал мне руку и указал на стул. Одет нарядно. Несмотря на жаркий день, — жилет, крахмальная рубашка и стоячий воротничок с отворотами; из-под рукавов чёрной визитки выглядывали крахмальные манжеты. Брюки в полоску, а маленькие ботинки начищены до блеска. Редеющие мягкие белоснежные волосы на висках зачёсаны кверху, что придавало ему сходство с сатиром. Полуседые усы аккуратно подстрижены, а их острые кончики также закручены кверху. Хотя Тосканини под шестьдесят, на смуглом от загара лице — ни морщинки.

Полагая, что вряд ли мне ещё когда-нибудь представится случай увидеть маэстро столь близко, я дерзко разглядывал его лицо и фигуру. Меня поразили классическая форма головы, красота лица, непостижимая напряжённость взгляда — настолько пронизывающего, что казалось, будто из глаз исходят какие-то лучи. Я понял, что нахожусь в присутствии великого человека. И я откровенно рассказал ему о цели своего прихода".

Великий дирижёр не мог даже слышать имени дуче. Однажды в большом зале ресторана он завтракал с Самюэлем Хоциновым. И тот неосторожно упомянул о Муссолини. Тосканини взорвался. И в присутствии посторонних громко закричал:

–– Муссолини! Не говорите мне про этого убийцу! Про эту свинью! Мне хотелось бы убить его! Я был бы счастлив расправиться с ним…

И в запале много раз повторил это и по-итальянски, и по-английски.

Хоцинову, давнему другу маэстро, казалось, что тот кричал целую вечность.

«Я оглянулся, ― вспоминал он. –– Ни единая душа как будто вовсе не слышала маэстро. Никто даже не смотрел в нашу сторону. Получалось так, будто маэстро говорил на языке, которого никто из посетителей ресторана не понимает и не хочет понимать… Наконец, Тосканини высказал всё. Его жена поспешно потребовала счёт, и мы ушли. Впервые я стал понимать, почему Муссолини терпел, чтобы его злейший враг разгуливал на свободе. Я видел, как люди в ресторане оберегали своего любимого Тосканини, притворяясь глухими…»

Годами Тосканини со всё возрастающей ненавистью наблюдал за деятельностью фашистского диктатора. Конечно, Муссолини легко мог избавиться от маэстро.

«Поговаривали даже, будто Гитлер выразил удивление, ― писал Хоцинов, — что его итальянский двойник — Муссолини — терпел "выжившего из ума и действующего на нервы музыканта". С таким человеком –– давал он понять — в Германии разговор был бы короткий».

Но дуче знал об огромной любви итальянцев к Тосканини и опасался применять к нему жестокие репрессивные меры. Разве лишал его заграничного паспорта. Муссолини даже пытался завоевать расположение музыканта. Он несколько раз предлагал ему встречу. Но предложения эти Тосканини с презрением отвергал. Только однажды он уступил нажиму, потому что труппа "Ла Скала" просила его поставить дуче в известность об отчаянном финансовом положении лучшего театра Италии. Встреча состоялась. Не желая навредить театру, великий дирижёр не стал высказывать диктатору всё, что он о нём думает. В течение часа дуче изливал на маэстро поток грубых оскорблений.

–– Я был такой же мокрый и бледный, как после репетиции, ― вспоминал Тосканини. –– Я не смотрел ему в лицо. Он долго что-то говорил. Я не слышал, что. Я не отвечал. Когда я больше не мог выдержать, то повернулся и ушёл. Я потерпел фиаско фиаско, потому что забыл, зачем пришёл. Мне только ужасно хотелось схватить его за горло и задушить.

Из-за стычек с фашистами жизнь Тосканини становилась всё более и более сложной. Атмосфера накалялась. Но дирижёр не сдавался.

7 апреля и 18 ноября 1927 года Тосканини впервые вывел на сцену "Ла Скала" оперу Фиделио Бетховена. Хотя действие её происходит в Испании XVII века, в годы бесчинства Муссолини опера звучала удивительно актуально.

Самоотверженный подвиг Фиделио (под мужской одеждой скрывалась Леонора), мужественной молодой женщины, проникшей в страшную тюрьму, чтобы спасти своего мужа, политического узника Флорестана, вызывал сочувствие зрительного зала.

Окончательная победа Фиделио-Леоноры прозвучала торжеством разума и справделивости. Насыщенная энергией борьбы музыка немецкого гения великолепно передавала мужественные усилия героини, приведшие к победе над злыми силами. Могучим хоровым финалом "Рей, рей, вольный стяг!" завершается опера. Народ и вышедшие на волю истерзанные узники славят любовь и свободу: Сияет нам свободы свет!

Героическую оперу Бетховена, зовущую на борьбу с тиранией, Тосканини исполнил с огромным подъёмом. Он выразил в спектакле свои искренние чувства. Фашисты постарались сделать всё, чтобы публика не посещала спектакль, но дирижёр продолжал включать его в репертуар театра. Тосканини вообще предпочитал оперы, в которых звучали высокие идеи гуманизма: Фальстаф, Отелло, Дон Карлос, Фиделио, Мефистофель, Травиата, Нерон, Манон Леско, Сельская честь, Паяцы.

Дирижёр подготовил постановку новой оперы Ильдебрандо Пиццетти Фра Герардо. Газета "Коррьере делла сера" откликнулась на премьеру обширной рецензией, в которой восхищалась умением Тосканини сделать труднейшую партитуру ясной и впечатляющей.

Однако положение маэстро в "Ла Скала" всё более усложнялось, хотя он и не сдавал своих позиций: по-прежнему держался независимо, настойчиво проводя свою художественную программу. Правда, он принял приглашение приехать в Америку для выступлений с Нью-йоркским филармоническим оркестром, от чего прежде отказывался. Тосканини ещё не собирался насовсем покидать "Ла Скала". Он искал возможность совмещать работу в миланском театре с концертированием в США.

О сайте. Ссылки. Belcanto.ru.
© 2004–2024 Проект Ивана Фёдорова